— Там действительно сложились обстоятельства… — смутилась она, объясняя, — война ведь была, голод. В институте мне как сироте выписали УДП — усиленное дополнительное питание, но там мало чего было. «Умрешь днем позже» студенты его называли. Что было делать? Собрала все самые приличные в доме вещи, поехала на поезде в деревню, чтобы обменять их на пшено.
Возвращаясь в Москву, задремала, а когда проснулась, мешка с пшеном под сиденьем не оказалось. Это означало целый месяц без еды. Я стояла на перроне, злилась на мальчишку, который ехал без билета и всю дорогу прятался под моим сиденьем. Я его не выдала, а он меня обокрал… Потом стала сердиться на себя, на собственные глупость и доверчивость. А потом мне в голову пришло и вовсе страшное. К счастью, не решилась, — расчувствовавшись, улыбнулась Лида, но Макушка даже бровью не повела.
— Куда же ты пошла с вокзала? — спросила Макушка.
— В одну семью, они меня приютили.
На барже тем временем началось неладное: там заметалась девичья фигура с длинными распущенными волосами. Лида вопросительно посмотрела на королеву.
— Не узнаешь свою подругу? — спросила Макушка.
Растрепанная девушка требовала, потом умоляла о чем-то стоявшего рядом с ней мужчину с винтовкой, но он грубо оттолкнул ее. Она упала, и никто не поспешил ей на помощь, некоторые даже отошли подальше. Покосившись на указательный палец Макушки, который был намного длиннее остальных, Лида насупилась: с какой это стати королева решила, что она дружит с преступницей?
— Нет у меня такой подруги.
Макушка не стала ее разубеждать. Она кивнула на одно из многоэтажных зданий на берегу:
— Вон твой дом.
— Нет. Мой дом не такой большой, — снова заупрямилась Лида. — Я живу в Теплом переулке, дом два, квартира девять, — добавила она уже извиняющимся голосом.
По-птичьи наклонив голову, Макушка внимательно посмотрела на гостью и направилась к скамье, все своим видом показывая, что говорить больше не о чем. Вскоре ее деревянная прялка равномерно застучала, придавая ритм остальным звукам в избе. Послышались шум дождя и ветра, телефонные гудки, плач младенца, одобрительный гул толпы и прекрасное женское пение. Поющий голос был ей знаком.
— Я хочу сказать! — заволновалась Лида, торопясь исправить ошибку. — Эта девушка… Ее зовут Ася Грошунина. Она училась в Литинституте. На нее был написан донос, что она критикует власть и сочиняет какой-то фантастический роман, где революции не было, а Россией по-прежнему правят Романовы. За это Асю сослали на север… Такой подруги у меня больше в жизни не было, — закончила она, снова опуская глаза.
