Золотой желудь | страница 14
— А как же! Он за мной по чердаку гонялся. Голова у него — вот такая, — Ася растопырила ладони на приличном расстоянии от своих ушей. — На Домну похож.
Домну Коляскину боятся даже ее родные. Пекарь Михеич для своей жены ворует с работы масло, муку и сахар, пронося их в своих широких штанах. Ее боятся и племянник Митенька с Украины, и его жена. Но эти двое готовы на все, лишь бы выжить.
Лида не раз наблюдала, как все Коляскины дружно бросались к пришедшей с работы Домне, чтобы снять с нее боты, надеть тапки на ее опухшие ноги, а потом подать ей на ужин целый противень плавающих в жире котлет.
Предыдущие соседи Домны съехали, не вынеся ее криков. У нее были виды на их две смежные комнаты. Она и не подозревала, что к ней подселят красного директора Грошунина. Грошуниным тоже пришлось несладко.
— Зимой противная баба постоянно сгребала к своей стенке горячие уголья в общей печке…
— Что вы сказали, Маша?
— Мы ведь про Домну говорим? — в свою очередь удивляется девушка.
Такого раньше с Лидией Николаевной еще не было — чтобы забываться и собственные мысли помимо воли озвучивать. «Господи, не дай сойти с ума!» — старуха трогает языком протез во рту и несколько раз жует губами, словно проверяя, насколько крепко умеет запирать свой рот.
— Так в какой вуз вы поступать приехали?
— В театральный. Или в консерваторию. Я певицей стать хочу, — простодушно отвечает девушка.
«Куда ж ты без блата попадешь, милая?» — молча усмехается Лидия Николаевна. А девушке многозначительно говорит:
— У моей приятельницы дочка в консерватории преподает, — в ожидании, что провинциалка тотчас засуетится.
Но та продолжает молча надевать босоножки и, распрямившись, с наивной гордостью заявляет:
— Я сама хочу попробовать, без блата.
В двери снаружи поворачивается ключ — Лидия Николаевна совсем забыла, что ждет внука. Когда Маша знакомится с Сергеем, старуха опять с удивлением подмечает в гостье ту уверенную отстраненность, которая бывает только у очень независимых или очень красивых женщин.
— Какая к тебе девушка приходила, — говорит Сережа задумчиво, едва за Машей захлопнулась дверь. — Прямо с картины Васильева…
Лидия Николаевна не может припомнить ни художника, ни его картину, и тогда Сергей с совершенно неуместным вдохновением начинает распространяться о синих глазах на нежном овале, о каких-то северных красках и линиях. Его англичаночке эта поэма вряд ли понравилась бы.
— Хороша Маша, да не ваша, — язвительно останавливает внука Лидия Николаевна.