На улице, под чадрой, отвоевывала свои права женственность — кружево на брюках выглядывало из-под складок ткани, ножки, украшенные татуировкой из хны, обуты в модные сандалии. Афганское кокетство незаметно проскальзывало и раньше. Под непрозрачной тканью — тщательный макияж, припудренная кожа, напомаженные губы открывались взору, когда у подруги или в частном саду чадры откидывались легким движением руки и отбрасывались прочь.
В квартале Шахр-е-нау некоторые витрины пестрели роскошными платьями из кружев и газа, с воланами, украшенными искрящимися разноцветными стразами. Похоже, они хорошо продавались. Может быть, они даже проходили мимо меня по улице, невидимые под чадрой.
Как-то утром при сильном ветре, на улице, запруженной ручными повозками и велосипедами, я видела, как чадры развевались, поднимались, открывая облегающие одежды и ноги, затянутые в чулки и обутые в туфли-лодочки.
В какой-то момент благодаря картам AWCC в Афганистан проникли мобильные телефоны. Их можно было раздобыть на обочинах дорог у мальчишек, которые носили их связкой вокруг шеи или на руке. Я звонила Шахзаде по шесть, восемь, десять раз в день. Он делал то же самое. Эсперанто, позволявшее нам общаться, быстро эволюционировало в сторону настоящей лексики. Английские и французские слова, слова на дари и пушту, без синтаксиса — к чему все усложнять! — произносимые с нежной, вопросительной, раздраженной интонацией, позволяли говорить на понятном только нам одним языке.
Я засыпала Шахзаду звонками как ненормальная. Иногда я сомневалась в прочности его нервной системы, которой приходилось выдерживать такой напор. Поэтому я извинялась.
— Брижитт, не извиняйся. Ты никогда меня не беспокоишь. Мне нравится слышать твой голос.
Иногда я звонила ему во время совещаний. В этих случаях он снимал трубку, слушал меня, потом, не произнося ни слова, клал трубку на стол, позволяя обрывкам разговоров в Джелалабаде долетать до меня в Кабуле. Это означало: «Мы далеко друг от друга, но ты всегда со мной».
У меня была машина с собственным шофером, это было предписано нормами безопасности посольства. Эсматулла знал каждый уголок Кабула и с честью выходил из постоянно возникавших сложных ситуаций. Он настаивал, чтобы я представляла его своим ассистентом. Если бы его друзья узнали, что он работает шофером, имея диплом инженера, его престиж в их глазах резко бы упал. Однако он зарабатывал здесь в пять раз больше инженера на государственном предприятии: те получали тогда 100 долларов.
