В своем маленьком доме Шахзада общался с Кути и со мной с той замечательной непринужденностью, которая характерна для мужчин, живущих в традициях, позволяющих им иметь пятерых жен. К моему большому облегчению, он относился с уважением к нам обеим. И даже если догадывался о моих эмоциях, то ничего не показывал. Я изменилась. Теперь я носила подаренное им голубое платье, усыпанное жемчугом. Но все, что я видела вокруг — их уклад жизни, их манера общаться друг с другом, — было для меня странным. Мне предстояло еще много пройти, чтобы сократить расстояние между ними и мной, между своими эмоциями и самой собой, чтобы превозмочь боль.
Кути была очень вежлива со мной, следила за тем, чтобы я ни в чем не нуждалась, подливала кислого молока, когда мой стакан пустел, расспрашивала меня на пушту. Однажды даже, в какую-то долю секунды, мне показалось, что она смотрит на меня с нежностью. Но я, конечно, ошиблась, этого не могло быть!
Рядом с кроватью послышалось щебетанье. Младенец проснулся. Мать бережно вынула его из маленького гамака и передала мне. Большие, словно подведенные, черные глаза смотрели на меня с удивлением. Ему казались странными моя белая кожа и голубые глаза? Он был очень хорошеньким, этот ребенок любви! Я отдала малыша Кути, которая удалилась, чтобы покормить его грудью. Я запретила себе смотреть на Шахзаду.
Во время ужина сдавленное горло позволило мне выдавить несколько слов, столь же сбивчивых, как и мои мысли… Я бормотала бесконечные «Почему? Почему?», что позволяло мне делать вид, что я там присутствую. Кути засмеялась и сказала мужу: «Теперь я понимаю, почему с недавнего времени ты часто говоришь "Почему? Почему?"». Он ответил ей что-то в свойственной ему ироничной манере. Он смеялся надо мной. Это было слишком. Я не была готова противостоять их близости, она проистекала из давнего и глубокого источника, не иссякшего, несмотря на годы. Я резко встала и сказала Мерхии: «Довольно. Идем спать!»
Я скрылась, словно воровка, до того, как Шахзада смог как-то отреагировать. Страдание поселилось у меня в голове, животе, руках. Нужно поскорей сбежать отсюда, удрать. В другом доме нас ждали женщины, готовые болтать ночь напролет. Я попросила их уйти. Мне хотелось остаться одной. И плакать, пока в сердце не останется ни одной слезинки.
Я рухнула на матрас, даже не снимая своего жемчужного платья. Мой неподвижный взгляд уставился на потрескавшийся глиняный потолок. Всего в нескольких метрах от меня Шахзада спал рядом со своей женой. Забыть их родство, стереть из памяти воспоминания о ребенке, справиться с клокочущим гневом и мечтать лишь об одном — провалиться в ночь. Пока я ворочалась, не сомкнув глаз, по дому ползли слухи. К рассвету уже вся семья знала о моем гневе.
