Шахзада предупредил меня, что нежно любил жену почти двадцать лет и ничто не могло ослабить его привязанности к ней.
После нашей встречи он вернулся в свою деревню, твердо решив поговорить с ней обо мне. Она опередила его. Несколько дней назад ей приснился сон, потрясший ее: он полюбил другую женщину. Шахзада без колебаний ответил ей: «Да, я совсем недавно познакомился с женщиной. Она иностранка».
Кути, так ее звали, задрожала. Грозное облако, которое висит над судьбами пуштунских женщин — ужас видеть другую женщину в доме и вести борьбу с ней, — возникло и над ее головой. Согласно правилам ислама, Шахзада попросил у нее разрешения жениться на иностранке. Он успокоил ее, напомнив суру из Корана: «Ты можешь жениться на другой женщине, если будешь относиться к обеим женам одинаково». Он поклялся, что никогда не бросит ее. Но все же она плакала тайком.
Кути была единственной, кто знал о нас. Шахзада поставит в известность других членов семьи позже.
Его голос долетел до меня сквозь водоворот невеселых мыслей: «Какой из них мой дом? Догадайся».
Мы пересекли горы, потом высокогорные села, названий которых не было ни на одной карте, неровные ландшафты и плоскогорья, расположенные вдоль каньонов и пересеченные реками. Шахзада был момандом с горных высот, одним из тех, кому не повезло родиться на плодородной земле, в отличие от тех «снизу», что у ворот Пешавара живут в достатке благодаря сахарному тростнику. Для него, как для любого пуштуна, будь то афганец или пакистанец, официальная граница, разделяющая два государства, могла бы вполне проходить посередине их территории — ее просто не существовало. Они переступали ее, как струйку воды. Единственная граница, которую они признавали, была широкой Индийской дорогой, нарисованной Богом, ближе к востоку Пакистана. Пересечь ее означало проникнуть на территорию иностранного государства.
Мы остановились у деревни, словно вылепленной из глины. Каждый дом напоминал замок, укрепленный саманом, по углам — зубчатые башни. Над входной дверью — развевающийся на ветру афганский флаг. Это здесь.
Шахзада шел впереди. На пороге, немного в глубине, я увидела тень. Царственная осанка, сверкающий взгляд. Кути держалась прямо, словно язык пламени. Шахзада повернулся к ней и, показывая на меня, произнес: «Брижитт». Она оживилась, подошла ко мне и расцеловала в щеки. Два крепких поцелуя, почти грубых и каких-то неловких. Застигнутая врасплох, я чувствовала себя очень стесненно. Некуда убежать, негде укрыться. Мне не оставалось ничего, кроме как взять себя в руки и никого не травмировать своими неуместными реакциями.
