- Сказал он вам, когда думает отправляться? - нетерпеливо осведомился Мечников.
- Как только прибудет еще отряд бывших альпийских стрелков. Кажется, это будет очень скоро. Видели бы вы, что сейчас делается в гавани! Настоящий бивуак! Эх, был бы я на пятнадцать лет моложе, тотчас взял бы в руки ружье и пошел за Гарибальди! - Претори повертел в руках свою трость, стукнул ею по земле. - А теперь вот ноги немощные мешают. Фу, какая это гадость - быть стариком!
Александр и Мечников с улыбкой взглянули на него.
- Да вы куда моложе всех нас, профессор, - сказал Мечников. - Мы с Александром просто завидуем вашему энтузиазму, вашей приподнятости над обыденным. Синьорина Лючия говорила нам...
- Кстати, где Лючия? - перебил его Претори. - В саду? Ага, и Датто здесь? Сейчас я их обрадую. - И он принялся звать: - Энрико! Лючия! Идите скорее сюда! Нынче у нас дорогой гость! Надо приготовить для него что-нибудь прохладительное!
Из глубины сада прибежала запыхавшаяся Лючия с неизменным Датто.
- Отчего же вы, отец, не предупредили меня, что приедет генерал? бурно набросилась она на Претори. - Чем же теперь прикажете его угощать? У меня в доме нет ничего особенно хорошего.
- Генералу и не нужно ничего особенного, - вмешался Датто. - Вы же знаете, это сама скромность. Он и нас, своих соратников, учит...
- Ну, вас-то, Энрико, он так и не выучил скромности, - бросила ему Лючия и поспешно скрылась в доме - готовиться к приему гостя.
Датто передернулся: он принимал очень близко к сердцу резкие выходки Лючии.
- Синьорина всегда шутит, - пробормотал он, пытаясь усмехнуться.
- Э, не обращайте на нее внимания, милый Датто, - махнул рукой профессор. - Лючия - настоящий мальчишка по манерам. Иногда я думаю, что у меня не дочь, а сын растет. Но сердце у нее добрейшее. - Он не договорил и стал прислушиваться.
Со стороны моря, точно прибой, донесся какой-то глухой гул, крики. Гул этот все нарастал, приближался, уже было ясно, что кричит целая толпа, вот уж можно различить, что кричат: "Вива Италия!", "Вива Галубардо!"
- Он! - Александр кинулся к калитке. - Едет сюда!
Из-за угла улицы почти тотчас вылетела коляска, запряженная парой круглых лохматых лошадок. Правил ими рослый, красивый негр с непокрытой головой. Это был Агюйяр, соратник и товарищ Гарибальди еще по сражениям в Америке. В коляске ехал человек в широком белом плаще и круглой венгерской шапочке. Шапочку эту он надвинул на самый лоб и сидел ссутулясь, как будто старался стать меньше ростом или вовсе спрятаться: Гарибальди терпеть не мог никаких оваций, и то, что сейчас за ним бежала восторженная пестрая и кричащая толпа; что вверх подкидывались шляпы и платки, ужасно его стесняло. Едва коляска остановилась у калитки, Гарибальди поспешно выпрыгнул и бросился в сад. За ним последовала, смешно переваливаясь, приземистая криволапая такса: одна из ее лап была прострелена еще в сражении при Сан-Антонио, когда она со своим хозяином была в Америке.
