- Не упирайтесь, - перебила его Александра Николаевна. - Нынче обещался быть Мечников с маленьким Есиповым.
- Левушка? - оживился Верещагин. - Разве он еще здесь? А я воображал, что он давно где-нибудь в Сицилии, выбирает там самое гиблое болото для своей коммуны.
- В Сицилию он собирается, но, кажется, вовсе не по делам своей коммуны, - отозвалась Александра Николаевна.
- А для чего же?
- Кажется, там что-то назревает. Сицилийцы послали гонцов... Вы знаете, к кому, - осторожно выбирая слова, сказала "Ангел-Воитель".
13. ВСТРЕЧА НА УЛИЦЕ
Верещагин глянул ей в глаза.
- Ага, значит, не только заговорщица, но и вербовщица. И вербуете для Гарибальди наших, русских, - сказал он. - Ах, как я прав был в вашей сути! - И он снова повторил, что не пойдет к гостям. - Некогда, завтра надо рано вставать - ехать на этюды.
- Это для какой же картины? Для "Голгофы", или новую задумали?
Василий Петрович поежился. Суеверный, как все художники, он не любил говорить о своих новых работах. Но Александра Николаевна смотрела с таким добрым участием! Невозможно было ей отказать.
- Не знаю, право, интересно ли вам будет, - начал он смущенно. Вчера вот, идучи к вам, почти столкнулся я с женщиной в полосатом сицилийском платке на голове. На руках она несла младенца, а поодаль шел мальчик лет двенадцати в козьей безрукавке и чочах. У мальчика было гордое и дикое лицо, а мать очень хороша собой. Знаете, такой чистый итальянский тип: горячие, чуть-чуть лошадиные глаза, смугло-розовый, теплый тон кожи. Но не красота ее меня, так сказать, занозила. - Верещагин с суровой честностью взглянул на Александру Николаевну. - Дело в том, что женщина эта плакала. Плакала горько, отчаянно, не стесняясь тем, что на нее смотрит вся улица. И чем горше она плакала, тем все более дико и гневно озирался по сторонам старший мальчик.
- Ну, и вы, конечно, не выдержали, стали спрашивать, не можете ли чем помочь? Ведь я вас знаю, милый вы мой Дон Кихот, - усмехнулась "Ангел-Воитель".
Верещагин кивнул.
- Дон Кихот я, как знаете, никудышный, но тут, правда, подошел, спросил, почему плачет так горько. В ответ - целый роман. Зовут ее Франческа Монти. Муж ее был искусным столяром - резчиком по дереву, и они жили очень счастливо со своими двумя бамбино, покуда не случилась беда. Отца Марко убил по закону вендетты один сицилиец. Это было давно, и человек этот успел умереть, но у него остался сын. Сын этот поселился здесь, в Риме, и Марко должен был, опять-таки по закону вендетты, убить его. По словам жены, мужу страх как не хотелось обагрять руки в крови, но вендетта - железный закон, и земляки настаивали. Тогда он вызвал врага на честный поединок и убил его. Тут вмешалась папская полиция, схватила его и заковала в кандалы. Когда я встретил Франческу, она как раз шла из тюрьмы после свидания с мужем. Тюремщики сказали ей, что скоро мужа либо казнят, либо отправят навечно в Портолонго, сиречь на каторгу. Представляете себе отчаяние этой несчастной! Говоря со мной, она еле держалась на ногах. Вдобавок вот уже несколько дней, как она и дети голодают. Ну, я дал ей несколько денег... - Тут Верещагин замялся.
