— А почему бы мне и не быть к вам добрым? Ведь наши отцы дружили. По-моему, нам ничто не мешает тоже подружиться.
— Нет, конечно нет.
Мария смотрела на стоящего рядом Чарльза, стараясь не показать своего восхищения им, и вдруг кровь забурлила в ее венах, сердце забилось неровными, судорожными толчками. Она вздрогнула, и Чарльз это заметил.
— Вы простудились? — с тревогой спросил он. Он схватил ее за руку, и на тыльной стороне его ладони Мария заметила маленький бледный шрам. Откуда он появился? Господи, ведь она совсем ничего о нем не знает! Но откуда ей знать? А может, лучше и не знать?!
Она высвободила свою руку. Внезапно оба почувствовали себя скованными и напряженными. Она смутилась, ощутив его запах и тепло его тела. Марию немного раздражала та легкость, с какой он сломил притворное высокомерие, которым она вооружилась против него. Но при этом ее неудержимо влекло к нему.
— Нет, не простудилась, — нарочито сухо ответила она.
— Тогда ложитесь.
Она послушно забралась под теплое одеяло, и вскоре ее одолел сон.
Чарльз сидел перед камином, рассеянно следя за последними искрами в тлеющих углях, мысленно возвращаясь к своей уснувшей подопечной. Перед ним возникала спутанная масса ее иссиня-черных волос, зеленые глаза, отливающие всеми оттенками, как драгоценный изумруд. И ее надменный, изящно очерченный носик с чувственно трепетными ноздрями. Выразительные и свежие губки. Он вспомнил, как в начале их путешествия эти прелестные губки изгибались от смеха.
Если бы так было всегда, думал он, но знал, что этого не будет.
Размышляя о долгом и трудном пути, он от души надеялся, что они благополучно доберутся до Англии. Мария ему доверилась, и он не мог ее подвести.
Проснувшись поутру, Мария увидела Чарльза, стоявшего перед умывальником, без рубашки, со слегка приспущенными на бедра панталонами. Она испуганно зажмурилась, но перед глазами все равно маячил его обнаженный торс с рельефно выступающими мышцами. Откинув одеяло, она привстала на коленях и устремила на него восхищенный взор. Мария впервые видела мужчину без одежды и невольно сравнила его с Аполлоном. Обернув шею полотенцем и вооружившись бритвой и мисочкой для мыльной пены, он продолжал соскребать со щек темную щетину, мурлыча про себя мелодию какого-то военного марша.
Мария никогда не видела, как мужчины бреются, поэтому, затаив дыхание, увлеченно наблюдала за процессом, испытывая непонятное волнение. Чарльзу было присуще невероятное обаяние, и она с изумлением чувствовала, что неравнодушна к нему.
