Скандал в семействе Уинтерли - Элизабет Бикон

«Ночь такая жаркая, что сейчас, когда я пишу эти строки, на мне нет ничего, кроме моих новых изумрудов. Камни великолепны, но оправа старомодная… Теперь осталось только выудить у лорда Криса бриллианты и посмотреть, как герцог Линейр лопнет от злости, когда увидит их на мне! Герцог хочет отдать драгоценности жены своей жирной любовнице, хотя говорит, что они принадлежат его племяннику. Но он нисколько не любит этого мальчика… и еще смеет угрожать мне наказанием за то, что его младший брат влюблен в меня до безумия? А ведь жена Криса умерла, к тому же драгоценности, на которые был так щедр ее простолюдин-отец, все равно никогда не смотрелись на ней даже вполовину так хорошо, как на мне. Правда в том, что герцог ненавидит Криса за его молодость, красоту и за то, что у него есть я. И это после того, как Крис по настоянию старого герцога женился на невзрачной дочери набоба, в то время как лорд Хорэс предпочел сбежать в колонии с той странной женщиной-художницей, лишь бы не связывать себя с ней».

Кольм Хэнкорт осторожно отложил дневник в дорогом переплете, чтобы не швырнуть его об стену, и выдохнул. Он даже не заметил, как задержал дыхание. Будучи тем самым племянником, он мог поспорить, что нашел бы сотни возможностей использовать стоившие целого состояния золото и бриллианты с гораздо большей пользой, чем украшать ими пустую, легкомысленную женщину сомнительного поведения. Состояние, которое она так старалась потратить, принадлежало и ему тоже. Вернее, принадлежало бы, если бы отец не украл его прежде, чем Кольм успел достаточно повзрослеть, чтобы ему помешать. Как бы ни хотелось лорду Кристоферу Хэнкорту распорядиться состоянием своего сына, унаследованным Кольмом от сказочно богатого деда по материнской линии сэра Джозефа Лэмбери, драгоценности его матери должны были храниться в банке до тех пор, пока Кольм не женится. И вот теперь перед ним лежало доказательство — если он в нем нуждался, — что они давно исчезли.

Кольм пробурчал проклятие, в очередной раз ощутив боль от предательства отца. Но никакие просьбы и проклятия не могли вернуть ему утраченного состояния, Кольм это знал. Он испробовал и то и другое, когда молодым, кипя от гнева, узнал, что отец обобрал его. Обида и злость охватили его даже теперь, после восьми лет военной службы, которым предшествовал приют, куда его отправил старший брат отца и где его приучили владеть собой. Но как он мог не проклинать своего отца за то, что тот ставил бессердечную женщину выше своих детей? Вот вопрос, на который ему предстояло ответить, если он собирался когда-нибудь довольствоваться тем малым, что у него осталось.