Сюзетта, которая и ранее замечала перемену в настроениях своего отца, ничем не выдала, сколь много значат для нее эти слова.
– Как ты можешь всерьез говорить о подобных вещах, – вспыльчиво сказала она в ответ. – Эрнст обожает свою Амелию. Он спит и видит тот день, когда он введет ее в Буамуатье как хозяйку и супругу.
– Кстати, если называть вещи своими именами, то это ее собственность, – констатировал Жерар. – Нам не следует забывать, что именно на таких условиях мой старый друг Сен-Фар прислал сюда Эрнста. По сути дела плантация принадлежит дочери Сен-Фара, а Эрнст всего лишь управляющий делами. Так что, он, собственно, всего лишь бедняк.
Сюзетта надменно сжала губы.
– Я нахожу это несправедливым, па. Он работает как негр, день и ночь. Если на то пошло, ты мог бы выделить ему под проценты ссуду, с помощью которой он мог бы откупиться от своих имущественных обязательств перед Сен-Фаром.
Жерар Дюклюзель разразился смехом.
– Вот ты и попался, мой маленький котеночек! Ну, ладно, можешь быть спокойной. Пожалуй, именно так я и сделаю, если он вдруг переменит свои планы. У твоего Эрнста есть все данные стать выдающимся плантатором, и он вполне сможет в течение одного-двух лет вернуть мне ту сумму, которую он получил в счет имущества Сен-Фара. А ты, выходит, настроена оптимистично. Еще бы! За это время даже я успел примириться с мыслью о зяте, которого, вообще-то, не желал. Чудеса!
Сюзетта, ласкаясь, потерлась носом о его щеку.
– А ты у меня и в самом деле понятливый папуля, – с нежностью сказала она. – Но я опасаюсь, что твое великодушие окажется излишним. Отвадить его от Амелии – да такого и быть-то не может.
– Тогда он может назвать себя слепцом. Но этот озорник вовсе не так прост! Можешь мне поверить, уж я-то разбираюсь в мужчинах!
Эти слова по понятным причинам звучали в ушах Сюзетты музыкой, хотя для нее не могло не остаться незамеченным влияние Оливии, столь наглядно продемонстрировавшей ей свою власть над отцом. Сюзетта спрашивала себя, что могло подвигнуть Оливию на столь неожиданный поступок, и приходила к заключению, что Оливия, по-видимому, заинтересована в том, чтобы дочь хозяина дома поскорее выбыла из своей роли хозяйки Мэзон д'Орфей, а достичь этого можно было только путем замужества последней, в полном соответствии с ее собственными желаниями.
Мысль о том, что Оливия в новой ситуации, возможно, попытается стать хозяйкой плантации, была малоприятна для Сюзетты. Но она знала также, что на пути к этой цели неизбежны серьезные трудности. Даже если бы отец вступил в официальный брак со своей рабыней, сам по себе факт происхождения ее от цветной матери встал бы серьезным препятствием на пути ее к общественному признанию. Впрочем, Сюзетта не склонна была долго раздумывать над этим вопросом. Было ясно, что ее права на отцово наследство останутся неприкосновенными, Оливия при самом благоприятном исходе будет иметь статус полузаконной супруги Жерара, а их гипотетический ребенок никогда не станет полноправным наследником. Гораздо больше Сюзетту лихорадило в преддверии той ночи, когда должно было состояться обещанное Оливией великое колдовство воду. До того она твердо решила не встречаться с Эрнстом. Она ставила на карту все, ей нужен был или полный выигрыш или вообще ничего в этой жизни. Но если бы она честно спросила себя о своих шансах в ее битве с Амелией, то ей бы пришлось ответить, что выигрыш представляется ей совершенно невероятным.
