Аттила встретил его холодно-вежливо, даже не называл на «ты». Милан сначала несколько растерялся от такого приема и недоуменно пожимал плечами. Эмеке же с нескрываемым любопытством разглядывала красивого загорелого молодого человека. Милан тоже обратил внимание на красивую девушку.
— Послушай, Чаба, эта девушка — невеста твоего брата? — спросил Милан, когда оба друга купались в Балатоне и заплыли далеко от берега.
— Черта с два! — засмеялся Чаба. — Но залезть к ней под юбку он, конечно, непрочь.
— Тогда, старина, в силе остаются законы конкуренции.
Оба легли на спину и так плыли, наслаждаясь жарким солнцем и прохладными ласковыми волнами.
Аттила с Эмеке загорали на берегу, у самой воды. В купальнике Эмеке была еще соблазнительнее, чем в одежде. Заметив выходивших из воды Чабу и Милана, она села, приложив козырьком ладонь к глазам.
— Великолепная вода, не правда ли? — спросила она.
— Божественная, — ответил Милан, не спуская глаз с красивой груди девушки. Выйдя на берег, Милан уселся напротив девушки и, попросив у нее сигарету, закурил, а затем безо всякого перехода заметил: — Вот когда начинаешь понимать, почему у этих паршивых швабов так чешутся зубы на Задунайский край.
Аттила сразу же встал и смерил Милана пронзительным взглядом:
— «Паршивые швабы»? Кого вы имеете в виду?
Чаба сделал знак, чтобы Милан не вступал в спор, но тот словно не заметил этого.
— Кого я имею в виду? — Он выпустил дым изо рта. — Гитлеровцев.
Бабарци приподнялся на локтях и, блеснув зубами, проговорил:
— Судя по твоим словам, дружище, ты порядочная скотина. Наверняка эти речи ты слышал от своих друзей евреев.
— Как ты разговариваешь, Балинт? — одернула девушка брата. — Ты ведь не в конюшне находишься.
— Не вмешивайся! Если господин Радович чувствует себя оскорбленным, то...
— Я чувствую себя оскорбленным, — перебил Балинта Чаба. — Милан — мой друг, и потому я попрошу тебя разговаривать с ним уважительно. Я, к примеру, вежливо разговариваю с твоими друзьями.
— Однако мои друзья не поносят на каждом углу немцев и не распространяют ложных слухов! — выпалил Аттила.
Милан как-то странно улыбнулся, но на провокацию не поддался, чем очень обрадовал Чабу.
— Я не думаю, чтобы Гитлер был евреем, — совершенно спокойно заметил Милан, — не говоря уже о том, что он не является моим другом, а вот эти самые «ложные слухи» он как раз сам и распространяет. Его великолепный опус «Майн кампф» перевели на венгерский язык и издали, а все то, что я только что сказал, можно обнаружить в этой книге. К тому же газета «Фелькишер беобахтер» опубликовала на своих страницах карту, на которой восточная граница Германской империи проходит по Дунаю, с севера на юг. А во многих немецких газетах можно прочесть пространные статьи, в которых говорится о том, что «венгерский народ является инородным телом в теле Европы. Эту цыганскую нацию необходимо переселить обратно в те края, откуда они сюда пришли, то есть за Урал, а весь Задунайский край передать немцам». Все это напечатано в газетах, и, следовательно, меня не за что обзывать скотиной. Грубость и высокомерие отнюдь не являются убедительным аргументом. — Проговорив все это, Милан бросил недокуренную сигарету в воду.
