— Ну, однако, довольно, — заметил Паскаль Буше. — Вы хотите меньше работать и больше получать?.. Это прямо бессмысленно. Если вы ищете повода для войны… он будет у вас.
— Месье Паскаль, — сказал Реноден, — будьте осторожнее в своих выражениях… Вы произнесли сейчас слово, которое мне не нравится… Умы очень встревожены.
— Нечего делать, — сказал Буше. — Quod dixi — dixi[14]. Самое большее, что я могу еще вам предложить в виде маленького удовлетворения, это вот: праздничные дни будут вам оплачиваться по обычному тарифу…
— Что называете вы праздничными днями? — спросил Реноден.
— Ну, разумеется, — сказал Буше удивленный, — Рождество, Пасха.
— Рождество — это было хорошо во времена Христа. Я знаю только один праздник: Первое мая.
Глухой ропот недовольства пронесся по столу, где сидели хозяева.
— Quousque, tandem Catilina…[15]— прошептал Паскаль.
Однако он уступил еще и по этому вопросу. Но что было странно в этих переговорах, так это то, что постепенные уступки не устанавливали настоящего мира. Обе стороны, хотя и боялись, но, в сущности, желали войны. Подобно народам Европы в августе 1914 года, они устали от собственного воздержания. Как путешественники на автомобиле, которых пьяный шофер мчит к неминуемой гибели, из-за какого-то чувства чести не бросаются к рулю, чтобы умерить скорость машины, так суровая воля Ренодена и великолепное красноречие Паскаля вели оба этих покорных стада к решительному столкновению, которого сами же они опасались.
Казалось, что уже все было налажено.
— А кочегары? — сказал Реноден. — Они требуют…
— Ну нет! — вскричал Бернар Кене с силой, которая удивила его самого. — Как это так? Вы же видите сами…
— Да не препирайтесь, Бернар, — заметил Лекурб.
Когда долгий период засухи и жары накопил в неподвижном воздухе слишком большой запас энергии, необходима гроза. Никто из промышленников не мог бы точно сказать, почему отказывали кочегарам, когда так легко уступили другим корпорациям. И в действительности не было для этого никакой причины, но эти постоянные наскоки на терпение хозяев наконец подействовали им на нервы. Гроза разразилась.
— Прекрасно, — сказал Реноден своим резким голосом, — Ваши кочегары не придут завтра на фабрику.
— Ну и пусть остаются у себя!
— До свидания, господа! Вам придется за ними пойти!
И рабочие ушли.
— Так мы остановимся завтра, — сказал Паскаль, — вот и все…
Бернар Кене с горечью прервал его:
— Остановить завод в тысячу человек из-за четырех кочегаров? Какая странная мысль, месье Паскаль… Если нужно, я, скорее, сам буду топить.
