Хотя Ставрипуло дежурил ночью, его должны были сменить только в полдень.
— Его отпустил Исмаил-бей.
— Отпустил?
— Тридцать девять и пять, Будэнов. Нет, это не рожа.
— Думаете, тиф?
Грин поджал свои тонкие губы, что-то дрогнуло у него в лице.
— Еще рано...
Грин не любил этого константинопольца — доктора Ставрипуло. Не любил он и Исмаил-бея и обоих армян. Он не любил врачей, которые знают только то (да и это сомнительно), чему их когда-то учили профессора. В последние годы хирургия делала гигантские шаги. Неважно, что ночью умерло четверо и что день не предвещает ничего доброго... Рэндолф Грин — ученик Листера, великого Листера, научившего мир тому, что карболка — враг миазмов и бацилл; он знаком с Пастером, переписывается с Бергманом и Шимельбушем, интересуется достижениями Пирогова и Склифосовского, которые, как он знает, сейчас где-то по ту сторону линии фронта... Он приехал сюда, в эту невыносимую для него страну, с единственной целью: проверить свои теории оперирования огнестрельных ран. Может ли он в таком случае сочувствовать врачам, подобным Ставрипуло? Да этот грек, если за ним не следить, способен начать операцию, даже не вымыв рук.
— Надо выждать, — добавил он бесстрастно. — Хорошо, что в нашем деле все ясно с первого мгновения.
Но Климент, которого внутренние болезни привлекали гораздо больше, чем хирургия, сказал:
— Если все же подтвердится Typhus exanthematicus>[8] наиболее вероятно, что доктор Ставрипуло заразился здесь.
— Почему именно здесь? Тиф гуляет по всему городу. При вашей грязи, вони, от которой некуда деться...
— Но если все же источник заразы здесь? — настаивал Климент, пропустив мимо ушей его оскорбительные замечания. — Помните тот случай? Вы сами изволили тогда обратить мое внимание на сыпь.
— Вы имеете в виду того, что умер от воспаления легких!
— Да. Помните, вы колебались, не было ли там одновременно и тифа. Его лечил Ставрипуло.
— Возможно. Но вши, Будэнов, вши! Вы не принимаете их в расчет.
Грин вспомнил о нечистоплотности грека, холодно усмехнулся и с беспричинной враждебностью сказал:
— Сообщите Исмаил-бею и делайте, что найдете нужным. Вы терапевт в душе, Будэнов! Я вам об этом уже говорил. Ну а мне предоставьте одному справляться со своими обязанностями мясника! Идите!
Грин улыбнулся и на этот раз, по обыкновению, холодно, но в глубоко посаженных глазах его вспыхнули ободрительные огоньки. Он ценил в людях всякое проявление энергии и предприимчивости, а «этот доктор Будэнов», к тому же болгарин, работал, не щадя сил, хотя раненые были мусульманами.
