— Ну, прежде всего, добрым, справедливым…
— Вот! — с каким-то скорбным удовлетворением сказала Дора Павловна. — Душевность, доброта, благородство!.. А мы в ваши годы ловили бандитские пули. Пожарами устрашали нас кулаки. Но мы знали, кто мы, знали, что должны. И никто не делал за нас чёрную работу. Никто!.. Добренькие уступают поле боя врагу…
— Я не совсем понимаю вас. — Алёшка упрямо выдержал взгляд Доры Павловны. — Я не понимаю, зачем сталкивать дело и благородство?.. Разве благородные душевные качества мешают человеку жить? Если я делаю добро, я делаю плохо?
Дора Павловна слегка отстранилась от стола, с удивлением даже с некоторым интересом, смотрела на Алёшку. Пальцы её лежащей на столе руки нащупали кусочек хлебного мякиша и, как будто обрадованные находкой, слегка придавили к клеёнке. Взглядом удивлённым, с лёгкой усмешкой по краям строгих губ, Дора Павловна разглядывала Алёшку, а пальцы её с какой-то привычной неторопливой последовательностью мяли и прикатывали хлебный мякиш, пока он не скатался в плотный, податливый движениям её пальца шарик. Удовлетворённо ощупав шарик, Дора Павловна сочувственно сказала:
— Я понимаю, Алёша, благородные устремления юности. Но юность — вам и Юрочке следует это знать — проходит. Жизнь человека складывается из сотен, из тысяч самых будничных и не всегда благородных, но необходимых дел. Да, молодость, а вместе с ней и пустые мечты, — повторила Дора Павловна с каким-то внутренним ожесточением, — проходит. Но… — глаза её сузились, в них как будто отразилась тяжесть хмурого неба, — бесконечная борьба! Мы несём на своих руках вышедший из пелёнок, ещё орущий, требующий хлеба и защиты новый мир. И не хочу, чтобы мой сын, принимающий из моих рук этого ещё не окрепшего ребёнка, размягчал свою душу вздохом о всеобщем добре и ложно понятым благородством. Я хочу, чтобы он дрался за будущее. Дрался как солдат!..
Дора Павловна властно положила сжатую в кулак руку на стол. Кулак как раз пришёлся на обкатанный хлебный мякиш, наглухо примял его к клеёнке. Торжественно и строго она смотрела на Алёшку, проверяя, какое впечатление произвели её слова.
— Даже за тихим рабочим столом мы — солдаты, — повторила Дора Павловна.
Она встала. С неожиданной для её фигуры лёгкостью прошлась по кухне, остановилась у окна — руки закинула за спину, накрепко сцепила пальцы.
— Вы скоро убедитесь, мои мальчики, в неотвратимой правоте моих слов! — голос её упал почти до шёпота.
