У Елены Васильевны и прежде возникали подобные мысли. Они на время печалили её и уходили. Но никогда прежде её возбуждённые воспоминаниями чувства не были столь определённы и мысли столь решительны, как сейчас. Елена Васильевна была не в силах одолеть волнение и ходила по комнатам, нервно потирая тонкими пальцами виски.
«Ведь пишет же мне мама — приезжай! — думала Елена Васильевна. — Ведь ещё можно, если не всё, то хотя бы себя возвратить к той жизни, которая мне дорога!..»
В дверь постучали. Елена Васильевна вспыхнула, засуетилась, как будто она делала что-то нехорошее и её могли сейчас уличить в этом нехорошем.
— Да, да, пожалуйста! — крикнула она и пошла на кухню, на ходу оправляя платье и волосы.
В дверь просунулся маленький человек в кепке, с длинным унылым носом.
— Маликов. Зав. хозяйством! — отрекомендовался он и с уважением посмотрел на Елену Васильевну. — Кровати доставил. Куда прикажете?..
С крыльца в кухню одну за другой он втащил две железные кровати, точно такие же, как та, что уже стояла в комнате. Вслед за кроватями внёс четыре волосяных матраса.
— Зачем же четыре?! — удивилась Елена Васильевна.
Маленький человек в кепке почтительно улыбнулся.
— На вашу кровать велено положить два матраса, — сказал он.
Кровати, по указанию Елены Васильевны, он расставил в комнатах, положил на них матрасы. Откуда-то принёс кринку молока, десяток яиц, два каравая хлеба.
— Не извольте беспокоиться, Елена Васильевна, расчёт произведён. Может, подтопок растопить? — заботливо спросил он.
— Нет, что вы, я сама!
— Как вам желательно.
Человека в кепке звали Иван Петрович.
— С Иваном Петровичем мы полные тёзки! — сообщил он с достоинством и, поклонившись, вышел.
Елена Васильевна в растерянности ходила по кухне, зачем-то отодвинула железную заслонку, заглянула в пустое и холодное отверстие русской печи, сплела и до боли сжала пальцы, тяжко вздохнула, прошла в комнату. Присев на корточки, она стала покорно развязывать верёвку на помятом в дороге чемодане.
Всё встало на свои места.
— Ой, Витька, думаешь не вижу?! Думаешь, не знаю? Всё вижу, всё знаю. И, пожалуйста, не строй из себя!..
Зойкин голосок как будто старался ущипнуть за больное место. Витька лежал лицом вниз. Ему было хорошо и лениво, как бывает только на горячем песке у Волги, и Зойкины слова были даже приятны, как отдалённое жужжание пчелы.
— Думаешь, не вижу, как замаривает тебя Капка? Ломтя путного не отрежет, так и выхватит в серёдке. Молока дома напиться не даёт! Точит тебя, как короед. А ты… Ишь, тихохонький какой! Смотрю на тебя. Вот-вот молиться начнёшь! Что молчишь, христосик несчастный?! Думаешь, не знаю, что голубя на костре варил? И что картошку на огороде подкапываешь?..
