Рубинами неведомых глубин.
И стал я в удивленье размышлять,
Стал в размышленье душу вопрошать:
Ведь это все — написанное мной —
С моею жизнью сходственно самой;
Но это только тысячная часть
Того, над чем души простерта власть.
Пусть мой дастан достоинств не лишен,
Но как далек от совершенства он.
Он мыслями богат. Но где же строй?
В нем нет системы строгой и прямой.
Бывало — вдохновением дышу,
Но лишь двустиший десять напишу,
Зовут заботы; надо все бросать,
И некогда затылок почесать.
Как только тушь на небе голубом
Рассвет сотрет сернистым мышьяком,
И утро тьму ущелий, мглу и дым
Сметет лучистым веником своим,
И ночь знамена мрака унесет,
А день свой стяг багряный развернет,
И до поры, покамест этот стяг,
Склонясь к закату, не уйдет во мрак,
Покамест ночь наставшая опять
Не станет с сажей киноварь мешать,
Покамест над землею небосвод
Опять свои светила не зажжет, —
С рассвета до ночи душою всей
Я пленник жалоб множества людей.
Не остается ни мгновенья мне
Побыть с самим собою в тишине.
И кто в мой дом печальный ни придет,
Сидит и забывает про уход.
Тяжелый, долгий разговор ведут,
Сидят, пока другие не придут.
Толпится в доме множество людей,
Сжигая зданье памяти моей.
Задачи ставят, коих, может быть,
Никто не может в мире разрешить.
Прощенья просишь — дерзостью сочтут,
Все объяснишь — обиду унесут.
Будь с ними щедр, как небо, в их глазах
Любая щедрость только тлен и прах.
Тем, кто утратил в жадности покой,
Нет разницы меж каплей и рекой.
Все, что ты им даешь, они возьмут
И на тебя же с жалобой пойдут.
О, этот разнобой речей пустых!
Лишь алчность — чувство общее у них.
Будь ты могуч, как богатырь Рустам,
Будь ты безмерно щедр, как был Хатам,
Будь, как Карун, несметно ты богат,
Останешься пред ними виноват.
Хоть я от всяких служб освобожден,
Хоть я своей болезнью угнетен,
Но все же не решаюсь их прогнать,
А слушаю, — и должен отвечать.
Я в слабости души себя виню —
И все-таки докучных не гоню.
И это каждый день… в теченье дня
Пересыхает горло у меня.
Страдаю днем от глупости людей,
А ночью — от бессонницы моей.
И отдыха не суждено мне знать;
Урывками я принужден писать.
Прости погрешности стихов моих!
Мне было некогда чеканить их.
Мне сроки рой забот укоротил,
Свой замысел не весь я воплотил.
О, если б я, благодаря судьбе,
В день час иль два принадлежал себе,
То я не знал бы никаких препон,
Всецело в море мыслей погружен,
Я доставал бы перлы редких слов,
Ныряя в бездну, как жемчуголов.
Я добыл бы — силен, свободен, смел —
Сокровищ столько, сколько я хотел.
