Поэмы | страница 29



Он молча облак вздоха испустил
И снова стал беспамятным, как был.
* * *
О, кравчий, существо мое — в огне!
Вином зари лицо обрызгай мне.
Чтоб овладел я памятью моей
И в чаще слов гремел, как соловей.

ГЛАВА XIX

ВТОРОЕ СМЯТЕНИЕ

О том, как душа, подобная птице, обладающей перьями Хумаюна, перелетела из цветка этого мира в небо — во мрак неизвестного мира ангелов
День за горами скрыл прекрасный лик,
Над степью ветер мускусный возник.
Нарцисс благоухающий уснул,
Восток дыханьем амбры потянул.
Цветок заката желтый облетел.
Небесный сад цветами заблестел.
И день, уйдя за грань земель иных,
Рассыпал мускус из кудрей своих.
Благоухает мускусом ручей,
А в сердце человека сушь степей.
Он, утомленный долгим жарким днем,
Закрыл глаза, чтобы забыться сном.
Уснул рябок в посеве до зари,
Во мраке мечутся нетопыри,
Сова, бесшумно взвившись в вышину,
Как в круглый бубен, гулко бьет в луну.
И тысячи разнообразных роз
В росе раскрылись, словно в брызгах слез.
И дивные дела в ночной тиши
Явились взору дремлющей души.
Судьба, как фокусник и лицедей,
Пришла с палаткой колдовской своей.
Ее палатка — синий небосвод,
А куклы — звезд несметный хоровод.
И полудужье Млечного Пути
Звало, манило — на небо взойти.
Тот путь — зовущий издревле сердца —
Не живопись на куполе дворца.
Прекрасен сад небесной высоты,
Где блещут звезд бессмертные цветы.
Душа, как птица, вся рвалась в полет
И устремилась в высоту высот.
Телесный прах оставив на земле,
Она кружила в небе, в млечной мгле.
И крылья, что внезапно отросли,
Высоко над землей ее несли.
Вот так душа живая — ты пойми —
Была на первом небе из семи.[12]
Дух человека землю облетал,
Жемчужной сферой мира заблистал.
Кружились хоры звезд в своем кольце,
Стал человек алмазом в том кольце.
Нет, то кольцо, как блюдо, мне блестит,
Где сонм свечей собранье осветит.
Душа — в ночи разлуки мне она
Свечой среди развалин зажжена;
Свечою в хижины несущей свет,
Сияньем, пред которым ночи нет.
Кругл облик мира. Вечный звон его
Несметных четок — славит божество.
И мнится пение его кругов
Мне словарем, где мириады слов.
И вот душа живая, окрылясь,
В сады второго неба поднялась.
И там она красавицу нашла,
Чьи брови — черный лук, а взгляд — стрела.
Кольчуга локонов из-под венца
Завесой скрыла лунный блеск лица.
В ней было двойственное существо —
Она и Кравчий, и творец Наво.
Хоть вешней юностью она цвела,
Старуха ей подругою была.
Все были жилы и мослы видны
На теле ущербленной той луны.
Певец, как врач, свой обнажал ланцет,
И плакал он, что в жилах крови нет.