жареные рыбьи головы. Пранаб-каку научил Дебору говорить
кхуб бхало и
дханъябад[4], а также есть пальцами, а не вилкой. Когда они были у нас в гостях, к концу ужина они начинали кормить друг друга, и иногда их пальцы на несколько секунд застревали друг у друга во рту, а мои родители отворачивались, чтобы не становиться свидетелями такого непристойного поведения. А на вечеринках они даже прилюдно обнимались и целовались, так что моя мать возмущенно рассказывала подругам: «Он так сильно изменился. Не представляю, что надо было с ним сделать, чтобы превратить приличного молодого человека в свою полную противоположность. Это земля — небо, говорю я вам, земля — небо!» — заключала она, произнося придуманную ей самой метафору на английском языке.
Чем больше моя мать противилась визитам Деборы, тем больше они нравились мне. Я прямо влюбилась в Дебору, как маленькие девочки часто влюбляются в женщин, которые сильно отличаются от их матерей. Мне нравились ее спокойные серые глаза, ее цветное пончо, и длинные джинсовые юбки, и легкие сандалии, а больше всего я обожала ее медные волосы, с которыми она позволяла мне играть. Я заплетала ей косички и подвязывала смешные «крендельки», и Дебора никогда меня не останавливала. Мне нравилось, как она держит себя и как просто одевается даже на вечеринки — самой мне приходилось надевать к гостям одно из длинных, до щиколоток, бархатных платьев с ужасными кружевными воротниками, которые мама называла моими «макси-платьями», и убирать волосы в затейливую «гостевую» прическу, которую я тоже ненавидела. Во время вечеринок Дебора часто извинялась перед бенгальскими матронами и незаметно исчезала из гостиной, чтобы поиграть со мной, к большому облегчению матрон, которые теперь могли свободно обсуждать ее дурные манеры и отвратительный вкус в одежде. Я была старше остальных детей, и поэтому мне было особенно интересно с Деборой. Она знала наизусть целые куски из моих любимых книг: «Пеппи Длинныйчулок» или «Энн с зеленой крыши». Она дарила мне дорогие подарки, на которые у моих родителей не было ни денег, ни желания тратиться: подарочное издание сказок братьев Гримм с чудесными акварельными иллюстрациями, деревянных кукол с волосами, сделанными из пеньки. Дебора часто рассказывала мне о своей семье: у нее было три старших сестры и два брата, а ее младший брат по возрасту был мне ровесником. Однажды она привезла мне в подарок ее собственные детские книги — три томика детективов про девочку-сыщицу Нэнси Дрю, на титульном листе которых круглым почерком было выведено ее имя. Еще она подарила мне свой старый картонный театр — к нему прилагался целый набор бумажных актеров и три смены декораций: внутреннее помещение замка, бальная зала и осенний пейзаж. Мы с Деборой разговаривали на английском, к тому времени этот язык стал мне по-настоящему родным; бенгали, на котором я была обязана разговаривать дома, я владела хуже. Иногда Дебора спрашивала меня, что означает то или иное бенгальское слово; однажды она спросила, что значит
