— Где тут поблизости какое-нибудь тихое бистро? Так мучит жажда…
Какое же удовольствие — осушить бокал очень свежего пива с пышно шапкой пены!
Они недолго искали тихую, в густой тени, отвечающую их пожеланиям кафеюшку, но пиво там, увы, оказалось тепловатым и безвкусным.
— Список у вас на столе, — сказал Люка, поработавший, как всегда, старательно и тщательно.
Впрочем, таковых там оказалось даже несколько, все они были отпечатаны на машинке. Сначала шел перечень различных предметов, — специалист из Службы криминалистического учета поместил их под рубрикой «отбросы», составлявших размещавшееся под мостом Мари движимое и недвижимое имущество Тубиба. Старые ящики, детская коляска, дырявые покрывала, газеты, сковородка, котелок, «Надгробные речи» Боссюэ и остальное — все это валялось теперь наверху, в углу лаборатории.
Во втором фигурировали предметы одежды клошара, изъятые Торрансом в Отель Дьё, в третьем под номерами значились вещи, обнаруженные в карманах Келлера.
Мегрэ не стал читать последний список, а сразу приступил к делу, и было забавно наблюдать, как в свете заходящего солнца он вскрывал конверт из коричневой бумаги, куда бригадир сложил все эти мелкие предметы. Не напоминал ли он немного в этот момент ребенка, нетерпеливо разрывавшего врученный ему пакет-сюрприз в ожидании бог весть какого спрятанного там сокровища?
Первым попался стетоскоп в скверном состоянии, он вытащил его и положил его на свой бювар.
— Он находился в правом кармане пиджака, — прокомментировал Люка. — Я справился в госпитале. Аппарат неисправен.
Но почему тогда Франсуа Келлер постоянно таскал его при себе? В надежде однажды починить? А не скорее ли как последний символ его профессии?
Затем последовали перочинный ножик с тремя лезвиями и штопор, чья костяная ручка треснула. Как и все прочее он, по всей вероятности, был подобран в каком-нибудь мусорном баке.
Трубка из вереска с черенком, перетянутым железной проволокой.
— Левый карман, — бубнил Люка. — Она ещё влажная.
Мегрэ непроизвольно фыркнул, втянув в себя.
— Табака не было? — поинтересовался он.
— На дне обнаружите несколько сигаретных окурков. Они настолько размокли, что превратились в кашицу.
Перед внутренним взором сразу предстал образ человека, останавливающегося на тротуаре и нагибающегося, дабы поднять остатки сигареты, распотрошить гильзу и выдавить табак. Мегрэ не показывал виду, но где-то в глубине души ему стало приятно, что Тубиб тоже курил трубку. Об этой детали не упоминали ни его дочь, ни супруга.
