— Теперь ты послушай меня, Дако. — Джен наклонилась к самому его лицу. — Я не возьму твоих денег, кроме тех, что ты хочешь потратить на похороны своей бывшей жены. Мне нет нужды распоряжаться ими, как и тебе нет нужды отдавать их мне. Если хочешь заняться благотворительностью, пожертвуй их какому-нибудь приюту. Отдай их родителям, в конце концов. Но не мне. Я их не приму.
— Но почему, Джен? Неужели ты не хочешь мне помочь?
— Я хочу сделать все, чтобы ты не попал за решетку. Твои деньги позволят нанять хорошего адвоката, а я как собачка буду ходить за ним по пятам, чтобы он делал все возможное и невозможное для того, чтобы тебя не осудили.
Дако приложил ладонь к ее губам. Джен пришлось замолчать.
— Джен Брауни, почему ты не хочешь брать моих денег? — повторил он, в который уже раз и отнял ладонь от ее губ.
— Потому, что я люблю тебя, идиот! — не сдержавшись, крикнула Джен. — А ты связываешь мне рот своими деньгами, Дако Бриззел!
Джен не успела опомниться, как Дако стащил ее с кресла, посадил к себе на колени и принялся вытирать ее слезы своими губами. Джен смеялась и плакала одновременно. Она целовала колючие щеки Дако, обнимала его огромные плечи, прижималась лицом к его груди. Ей было мучительно страшно при мысли о том, что ждет их впереди, но сейчас Джен меньше всего хотелось об этом думать.
— И я люблю тебя, Джен, — шептал ей на ухо Дако. — Кто бы мне сказал, что мое маленькое счастье само найдет меня в мрачном «Такобризле». Само придет и скажет: «Я люблю тебя, идиот!».
Дако уткнулся губами в ее шею, и Джен тихо засмеялась.
— Лучше бы тебе сбрить усы, Дако Бриззел. Они ужасно щекочутся.
Дако стоило большого труда, чтобы, наконец оторваться от Джен.
— Нам пора идти. Сама знаешь, о чем подумают наши гости. Я ведь, в конце концов, людоед.
Джен закрыла глаза и глубоко вдохнула. Через несколько минут они вышли из библиотеки.
Дако крепко сжимал ее руку, но Джен все равно было страшно. Страшно потерять Дако, когда она только что его нашла.
В гостиной к Дако подбежала подозрительно бледная Кристин и что-то шепнула ему на ухо. Выражение, появившееся при этом на лице Дако, заставило Джен предположить самое худшее: полиция нашла его раньше, чем он сам явился туда.
Ничего не объяснив, Дако выскочил из гостиной и побежал на кухню. Джен помчалась за ним.
За кухонным столом сидела какая-то женщина. Над ней склонился Габо, который что-то шептал ей на ухо. Женщина была бледной, как скатерть на кухонном столе, лицо казалось осунувшимся, а под огромными глазами лежали темные круги. Ее плечо было перевязано широкой полоской бинта, а верх больничной пижамы, в которую почему-то вырядилась эта странная гостья, прикрывала нелепая кофта из толстой темно-синей шерсти.
