Этого субъекта мне навязали, подумал Мэлори. Ну не совсем, конечно, навязали, но все же Пилгрим – знамение эпохи. «Хильярд и Клиф» открыли свой филиал на Уолл-Стрит довольно поздно, позже, чем «Лазар» и «Ротшильд». Американский отпрыск почтенного банка быстро набрал силу и вскоре сделался ведущей отраслью концерна. Партнеры, работавшие на Уолл-Стрит, сочли, что Пилгрим, если воспользоваться их выражением, «тот жеребец, который выиграет дерби». В результате молодого человека было решено переправить в Лондон, чтобы Мэлори натаскал его для грядущих «скачек». Но жеребчик вымахал уже слишком взрослый и задиристый, а Мэлори стал не тот, что прежде. Поэтому из их сотрудничества особого толка не выходило.
Итак, во главе лондонского банка встал молодой человек, много учившийся, многому научившийся и времени даром не терявший. Пилгрим был очень умен. С точки зрения Мэлори, даже слишком умен – любил хвастать своими блестящими качествами перед пожилыми и опытными людьми, которым это вряд ли могло понравиться. Мэлори всю жизнь провел в разнообразных маневрах, в результате чего пришел к убеждению, что банкир, как зимнее пальто, должен быть теплым и внушающим доверие. А от Пилгрима веяло холодком и неудобством.
Интересно, как отнесся бы к Пилгриму Захаров? А Пилгрим к Захарову? Неизвестно еще, как поведет себя Пилгрим в новых обстоятельствах. Впереди реальная и очень серьезная угроза. Справится ли он? Отличное испытание для его деловых качеств. Надо быть очень, очень осторожным. Один тяжкий промах Мэлори уже совершил.
Сэр Хорейс придвинул к себе рукопись. Она начиналась так: «Мое полное имя Генри Джордж Дайкстон. Ранней весной 1918 года я отправился в путешествие...»
Отчет капитан-лейтенанта Королевского флота г. Дж. Дайкстона о событиях, имевших место, начиная с вечера субботы 30 марта 1918 года
"Мое полное имя Генри Джордж Дайкстон. Ранней весной 1918 года я отправился в путешествие. Я с самого начала знал, какая высокая ответственность на меня возложена. А с течением времени мне стало еще яснее, что я единственный, кто может решить проблемы величайшей важности. К концу же этой истории...
Но я должен рассказать очень о многом, а потому не буду забегать вперед. Иначе все замыслы и планы окажутся тщетны; ответ, который я подготовил для тех, кто столь скверно со мной обошелся, утратит свою силу. Поэтому я стану излагать события в строгой хронологической последовательности. Лишь конец моей истории будет необычным, потому что в нем не будет окончательности, за ним последуют дальнейшие события. Судя по всему, мне не суждено стать их очевидцем, но сама мысль об их неизбежности доставляет мне удовлетворение.
