Юлиан не позволял публично порочить память Констанция. «Этот человек был моим другом и родственником. Когда же он вместо дружбы выбрал ненависть, боги решили спор».
Цезарь шел во главе своих солдат — а они сражались под его командованием уже полных пять лет — триумфальным маршем через Фракию в Константинополь. Под стенами города его с искренней радостью приветствовало все население, даже женщины и дети. Ведь встречали земляка, вернувшегося в зените славы в город, где он родился, провел детство и юность. Здесь у него были друзья и знакомые, здесь находились могилы его родителей. Константинополь гордился тем, что впервые в истории трон занимает его выходец.
Юлиан вступил в родной город 11 декабря 361 г. Несколькими днями позже он встречал в порту тело Констанция. Цезарь был сосредоточен и печален, плакал. Обняв руками гроб, он сопровождал его до церкви Святых Апостолов. Погребение проводили, естественно, по христианскому обряду, церемония продолжалась всю ночь и сопровождалась литийными песнопениями.
С согласия Юлиана Сенат причислил покойного к сонму богов, хотя в те времена этот акт имел уже чисто формальное значение признания заслуг умершего. Таким образом, новый властитель сделал красивый жест, которым как бы заявлял, что его предшественник оставил по себе хорошую память в истории империи. И одновременно со свойственной ему энергией новый правитель приступил к реализации программы, означавшей полный разрыв с идеологией прежней власти. Все началось с расправы с людьми из окружения Констанция. И это была не месть, а политическая необходимость. Нужно было убрать явных противников и удовлетворить общественные настроения, решительно требующие наказать виновников злоупотреблений и преступлений.
В состав специального трибунала вошли четверо наиболее доверенных представителей Юлиана, а также двое высокопоставленных приближенных покойного императора. Сессии этого трибунала проходили в Халкедоне, на другом берегу Босфора. Тем самым Юлиан хотел показать, что не оказывает ни малейшего давления на судей. А приговоры выносились суровые: конфискации имущества, изгнания, смертные казни, причем больше всех свирепствовали как раз те двое соратников Константина.
Одновременно формировалось новое правительство империи. Цезарь поставил своих людей на придворные должности и в наместничества провинций. Он стремился собрать вокруг себя культурную языческую элиту, чтобы с ее помощью вдохнуть новую жизнь в склеротический, коррумпированный административный аппарат. Юлиан ценил образованность и любовь к старой эллинской культуре, и в то же время энергию, гражданскую смелость и организованность. О духе, пронизывающем созданное им сообщество, он говорил так: «Мы живем без придворного лицемерия, которое приводит к тому, что хвалящий ненавидит хвалимого больше, чем своего злейшего врага. Мы же сохраняем необходимую во взаимоотношениях свободу, и даже испытывая друг друга, когда нужно, и упрекая, мы полны дружеской любви. Именно поэтому мы можем работать, отдыхая, и, работая, не уставать понапрасну, а засыпать без страха».
