Стена Искандара | страница 2



И был дыханьем утра пробужден.
Услышав стон, воспрянул он, глядит:
Пред ним, мертва, роженица лежит.
И с ней — новорожденное дитя,
На гибель обреченное дитя.
Ее мучений день конца достиг…
Был жалобен и слаб младенца крик.
Как будто понимал малютка сын,
Что вот он — беззащитен и один.
А Файлакус? Живое сердце в нем
От состраданья вспыхнуло огнем.
Он кликнул слуг, велел дитя хранить,
А мать умершую похоронить.
Найденыша того забрал с собой
И стал его счастливою судьбой.
Он Искандаром отрока назвал
И трон ему, как сыну, завещал.
Другой хранитель памяти веков[5]
Так открывает корни двух родов.
Даре румиец дочь — дитя свое —
Вручил, как деревцо из мумиё.
Но дело к недостойному концу
Пришло: Дара вернул ее отцу.
Лишь ночь царевна с мужем провела,
И некий дар бесценный обрела.
И был жемчужницею перл рожден,
И мир был этим перлом изумлен.
Среди преданий, что хранит Иран,
Одно открыл неведомый дихкан,
Что будто Искандаров было два.
Один из них — как говорит молва —
Разбил Дару, другой же пребывал
Всю жизнь в походах и возвысил вал.
Теперь поведал нам иной рассказ
Царь мудрецов, живущий среди нас,
Хранитель истины, чье слово — свет,
Наставник наш, храни его Изед,
Об Искандаре, о его делах
Джами пропел нам в сладостных стихах.
Пошел я той же трудною стезей;
И летописи были предо мной.
Но я, от малых знаний был немым,
Придя к Джами, советовался с ним.
«Двух Искандаров не было! — сказал
Учитель мне и свитки показал. —
Походы все и подвиги его —
Деянья человека одного!»
Так говорил правдивый Низами,
Так подтвердил и в наши дни Джами.
Открыт источник истины один,
Что Искандар был Файлакусов сын.
Исследуя, я правду проверял,
В исследованье правду отыскал.
Так говорил истории знаток,
Что изучал сей двойственный чертог:
Обретший Искандара Файлакус
Его и царства утвердил союз.
Он слуг и войско щедро одарил,
Врата дворца для празднеств отворил.
Блюдя порядок царский и завет,
Дал оку ясновидящему свет.[6]
Заботясь о наследнике своем,
Он ни на час не забывал о нем.
Он воспитанье истиной питал,
Достойной пищей разум воспитал.
Не только в царской роскоши, в тиши
Его растил он, в глубине души.
Так перл таится в сумраке глубин,
Так в руднике скрывается рубин.
Достойными он сына окружил
И путь ученья перед ним открыл.
Накумохис приставлен был к нему,[7]
Наставником пытливому уму.
Тот, что как небо в знанье был велик
И всех явлений мира связь постиг.
Ты скажешь — видел острый взгляд его
Зерно и корень сущего всего.
Главой ученых был он в пору ту:
Ему был сыном славный Арасту.