Я спрашиваю Хун:
— Как вырваться из окружающего нас мрака?
Она делает вид, что не понимает.
— Как стать женщиной?
Хун смотрит на меня с изумлением.
— Ты обезумела! — кричит она. — Чем позже — тем лучше!
Возвращение к цивилизованному миру.
Город Харбин, стратегически важный пункт в китайско-русском противостоянии, находится в самой северной части Маньчжурии. На широкой, в несколько километров, реке Амур наши боевые корабли противостоят советскому флоту.
Когда на шумный город опускаются сумерки, купола мечетей, кресты и мадонны христианских церквей, покатые крыши буддийских пагод вырисовываются на фоне красного неба. В этой метрополии живут бок о бок русские, евреи, японцы, корейцы, китайцы, англичане, немцы и американцы. Каждый народ образует замкнутую диаспору.
Вчера я спал на охапке соломы, под вой волков и завывание ветра. Я пил растопленный снег. На мне была рваная, закопченная, пропитавшаяся потом и грязью форма. Сегодня я одет в новую, с иголочки, форму, в комнате тепло, кровать застелена шерстяным одеялом. Мы собираемся небольшой компанией и едем в бордель. Я выбираю молодую японку Масаё, уроженку Тоямы, хотя стоит она намного дороже других проституток.
Девушка наливает мне выпить. Она неумело накрашена, у нее дешевые духи, слишком яркое кимоно и неуклюжие манеры, но мне она кажется ослепительной красавицей. Я беру Масаё за руку, и прикосновение к женской коже действует на меня, как электрический разряд. Я грубо притягиваю девушку к себе, и она падает в мои объятия. Я распахиваю полы ее кимоно, разрываю сорочку, выпустив на волю грудь.
Розовые лепестки сосков окончательно лишают меня рассудка. Пережив тяжелые месяцы одиночества, я хочу раствориться в женском теле. Я мну тело Масаё ладонями, оседлываю ее, не обращая внимания на стоны и мольбы. Я проникаю во влажное лоно, и на меня накатывает мучительное наслаждение.
Я выхожу на улицу, ощущая легкость, опустошение и какую-то новую силу. Шлюха напитала меня человеческим теплом.
Площадь перед мэрией забита людьми. Я держу на руке корзинку и тащу за собой Лунную Жемчужину. Она жалуется на толчею, на дороговизну риса, на небогатый выбор дичи. Она слишком много говорит, дергается, раздражается, критикует все наши покупки. Я устала от бесконечных стенаний сестры, мне не терпится отделаться от нее.
За три последних года ее жизнь превратилась в сплошную муку. Как мне не хватает моей веселой сестрички, носившей в черных косах алые ленты, непоседы, веселившей близких радостным смехом!
