Самсон вернулся, и переговоры быстро закончились. Стадо было пригнано в ту же ночь; Нехуштан — немного разочарованный подтвердил, что овцы те и счет верный. После этого между селом, Самсоном и Шаалаввимом был заключен торжественный мир на вечные времена, с великими присягами и даже с пирушкой; но шакалы, по приказу Самсона, ничего не пили.
К концу пира Нехуштан осторожно тронул Самсона за плечо:
— Выйди со мною.
Самсон отошел с ним в сторону, и там мальчик сказал ему:
— А внуков старосты и еще многих из молодых людей нет на пиру.
— И не нужно, — ответил Самсон. — Тебе они на что!
Нехуштан посмотрел на него с удивлением и сожалением, очевидно думая: такой большой — и ничего не понимает.
— Это значит, — сказал он, — что они ушли засесть в засаду. Но я знаю, где: на большой дороге есть одно только пригодное место.
— А можно его обойти?
— Можно. Только я хотел спросить тебя, что тебе больше по сердцу: обойти засаду или идти прямо на засаду? Ибо их не больше полусотни; и мне показалось, что они все тебе уже очень надоели.
Самсон потрепал его по спине.
— Надоели, — сказал он, — веди на засаду. Так они пошли по главной дороге, и селяне их провожали с великим дружелюбием, даже не переглядываясь между собою; ибо хитер был Вениамин и умел прятать свои уловки.
О засаде не стоит подробно рассказывать. Во главе ее, конечно, оказались оба внука старосты. Оба оставлены были замертво на дне ложбины, остальные вениаминяне разбежались; но победа нелегко досталась — пришлось отдыхать в Шаалаввиме, ибо добрая половина отряда с трудом держалась на ногах.
Слух об этом подвиге быстро разнесся по всей земле Дана; люди, приходившие в Цору, передавали, что на Самсона теперь повсюду возлагают большие надежды. Самсон ничего не сказал, но про себя подивился. Раз десять уже он ходил отбивать награбленное добро и к иевуситам, и к Ефрему, и к тому же Вениамину, и никогда это не создавало такого шума; и в уме у него сложилась поговорка, текст которой не сохранился, но смысл был таков: пока ты мал, твой шекель весит осьмушку; прославься, и твоя осьмушка перевесит шекель.
Но еще больше удивил его Шелах бен-Иувал, старшина старшин Шаалаввима. Пока население благодарило Самсона и женщины целовали край его платья, старик только жевал губами и кивал головою. Но перед сном (Самсон ночевал в его доме) Шелах вдруг сказал ему:
— Великое дело — богатырь; и великое дело судья. Видел я на своем веку и героев, и судей. А вот чего не видел, и никогда, верно, не увижу: чтобы в одном теле жил и силач, и мудрец.
