Жильбер уже не слушает, усталость одолевает его, и он снова погружается в сны. «Красотка... настоящая женщина... настоящая женщина...» Жильбер видит Франсину, стоящую у рояля. Когда она поет, грудь ее поднимается при каждом глубоком вздохе, голова откинута, золотые волосы локонами падают на плечи, голые руки оперлись о черное дерево рояля, а глаза, чуть застывшие и жесткие во время пения, лучатся зеленым светом. А потом наступает полное расслабление и эта беспомощная, почти смиренная улыбка в надежде получить одобрение учителя или публики. Это игра, он знает, — Франсина далеко не смиренна, это поза, уловка, хитрость. Она как бы просит пощадить ее, простить, что она так красива и молода. «Не пой больше, Франсина... Приди в мои объятия...»
— Ты понимаешь что-нибудь в этой карте? — Шофер трясет Жильбера и сует ему в руки карту. — Мы находимся в X. В каком направлении нам теперь ехать?
— Я заснул, — извиняется Жильбер. Он пытается сосредоточиться, узнать места, сориентироваться по засаленной карте, лежащей у него на коленях.
Хосе вздыхает, шевелится, но не просыпается.
— Поезжай сюда, — говорит Жильбер, удивляясь, что они так много уже проехали.
Впереди дорога совсем свободна. Толпа осталась в В., надеясь сесть на поезд. Вечерняя дымка опускалась на мирный ландшафт — поля хлебов, тополиные рощи, одинокие фермы, где слабо мерцали голубые огоньки маскировочных ламп. Порой, резко сигналя, их вдруг обгоняли машины.
— Смотри только, чтобы я не попал на Седьмую государственную дорогу, — говорит шофер. — Спешить нам некуда и потом, если немного залезть в глубинку, можно найти еду, а то даже и ночлег. Лучше хоть в амбаре, чем в этом омерзительном грузовике, где воняет человеческим телом, дерьмом и грязными ногами.
— Теперь все будет просто, я узнаю эти места, — говорит Жиль
[пропуск в оригинале]
поражение, свои невзгоды и усталость. Словно животное, он видит лишь дорогу домой — так доведенная до полного изнеможения лошадь, почувствовав запах конюшни, вскидывает голову и со ржанием, закусив удила, пускается в галоп.
Жильбер и Хосе выходят из здания общественных бань города Оранж, размякшие телом и душой. Мышцы их после долгого пребывания в горячей воде расслабли, и мужчина и мальчик останавливаются, прежде чем сойти по трем ступенькам на тротуар и присоединиться к потоку прохожих. С неуверенной, чуть заговорщической улыбкой смотрят они друг на друга.
— Ты такой чистый и без бороды — я тебя просто не узнаю, — улыбается Хосе.
