— Не улавливаете в этом полотне особенного сходства с Эдвардом Хоппером?
«Ни малейшего», — подумал Греко и, хмыкнув что-то неопределенное, обернулся, очутившись лицом к лицу с Ричардом Уокером. «А он выглядит моложе своих сорока шести», — была его первая мысль. Самым примечательным в облике Уокера были его глаза — темно-синие, как сапфиры, и широко расставленные. Черты лица у него были грубоваты, а сам — среднего роста, коренастый, как боксер, с толстыми ручищами. Он органичней смотрелся бы в спортивном зале, чем в художественной галерее. Надетый на Уокере темно-синий костюм был явно недешевым, но сидел на его массивной фигуре не лучшим образом.
Когда стало ясно, что Греко не имеет ни малейшего желания беседовать об искусстве, Уокер предложил ему пройти в кабинет. По пути он без умолку разглагольствовал о том, скольким семейным состояниям положили начало люди, способные разглядеть в безвестном художнике гения.
— Разумеется, такое случается не только в искусстве, — сказал он, обогнув свой стол и подав Греко знак присаживаться в кресло напротив. — Мой дед очень любил рассказывать историю о том, как Макс Хирш, легендарный объездчик, упустил возможность купить лучшего в истории скакового жеребца, Воителя, за сотню долларов. Вы любите скачки, мистер Греко?
— К сожалению, у меня нет времени на хобби, — с грустью в голосе ответил Греко.
Уокер дружелюбно улыбнулся.
— И на светские разговоры, надо полагать, тоже. Прекрасно. Чем могу вам помочь?
— Прежде всего, я хотел бы поблагодарить вас за то, что согласились меня принять. Возможно, вам известно, что мать Сьюзен Олторп поручила мне расследовать исчезновение ее дочери.
— Полагаю, об этом известно всем и каждому, во всяком случае в Энглвуде, — ответил Уокер.
— Вы много времени проводите в Энглвуде, мистер Уокер?
— Много и мало — понятия растяжимые. Я живу на Манхэттене, на Семьдесят третьей Восточной улице. Как вам, безусловно, известно, дом моей матери, Элейн Кэррингтон, находится в поместье Кэррингтонов, и я навещаю ее там. Она тоже часто бывает на Манхэттене.
— Вы были в поместье в тот вечер, когда исчезла Сьюзен Олторп?
— Я был на той вечеринке вместе с двумя сотнями других людей. За три года до этого моя мать вышла за отца теперешнего Питера Кэррингтона. Вообще-то вечеринку давали в честь того, что в том году Кэррингтону-старшему стукнуло семьдесят. Но он так стеснялся, что моя мать намного его моложе — а точнее, на двадцать шесть лет, — что про день рождения никто не упоминал вслух. — Уокер вскинул бровь. — Если произвести нехитрый арифметический подсчет, то вы увидите, старина Кэррингтон специализировался на молодых женщинах. Когда родился Питер, ему было сорок девять. Мать Питера тоже была много моложе его.
