Она нуждалась в твердом и спокойном руководстве без попыток вертеть ею и притворства как в труде, так и в дружеских отношениях. Нуждалась в ровной, мирной обстановке, где возможны были только несущественные и легко улаживаемые споры. И все это она нашла на ранчо Кэмерона.
Прошлое стало понемногу стираться из ее памяти: сначала исчезли какие-то мелкие подробности, а потом и все прочее позабылось. Она всецело отдалась работе на ранчо, особенно интересовалась всем, что имело отношение к животным и быту. Каждый день был для нее испытанием на выносливость и проверкой приобретенных навыков. Ей частенько приходилось терпеть неудачи, но она старалась все исправить.
Но по-настоящему ее занимал только Тай, а их отношения, становившиеся все более прочными, придавали всему остальному в ее новой жизни радужный ореол счастья и умиротворяющего покоя. Прежняя Трейси отнеслась бы к этому с настороженностью, опасаясь, что это ловушка, чреватая новыми неприятностями. Нынешняя Трейси слишком радовалась своим маленьким успехам, чтобы волноваться из-за того, что могло омрачить ее новую жизнь.
Как-то раз после ланча она ненадолго заскочила к себе в пентхаус в Сан-Антонио, и ей пришлось столкнуться с жестокой действительностью, продолжавшей существовать за пределами ранчо Кэмерона. Она приехала проверить, все ли в порядке, и взять почту, минут на десять, не более, как вдруг услышала звонок в дверь. Хотя Трейси и удивилась тому, что консьерж не предупредил ее о посетителе, она слишком торопилась вернуться на ранчо, чтобы придать этому значение, и открыла дверь.
Перед ней стояла Рамона Леду Лэнгтри. В новом белоснежном костюме она выглядела шикарно, элегантно, нарядно. Она изогнула бровь в ответ на изумление на лице Трейси.
— Ну что ж, если судить по твоему виду... — Рамона быстро прошла мимо Трейси в прихожую и повернулась, чтобы изучающе оглядеть дочь. Трейси совсем упала духом и изо всех сил пыталась скрыть ужас, сжавший ее, словно железные тиски. — Ты замечательно выглядишь, — продолжила Рамона. — Загорелая, окрепшая. — Ее светлые глаза задумчиво прищурились. — Другая.
— Привет, мама.
Рамона улыбнулась, услышав холодное приветствие.
— «Привет, мама», — шутливо передразнила она. — Куда как пристойно! В таком случае то, как ты избегала меня, можно считать не иначе как приличным. Или уважительным.
Трейси закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.
— Что привело тебя в Сан-Антонио?
— Слухи, — беззаботно проговорила Рамона, направляясь к зеркалу в золоченной раме, перед которым стоял стол с букетом из шелковых цветов. Она протянула палец, провела по столу, а потом взглянула на пыль, оставшуюся на кончике пальца.
