— Тот, кого вы ждете, не придет.
— А кого я жду, позволь узнать, милая девушка?
— Того, — объяснила я, как малолетнему, — кто должен вам отдать вот этот листок бумаги.
Листок был немедленно продемонстрирован мною Денису и произвел на него огромное впечатление. Начинало попахивать сердечным приступом.
— Отдай! — дернулся он ко мне.
— Стойте на месте! — я отскочила назад, оказавшись почти по пояс в воде.
Денис послушался и притих. Затишье перед бурей. Хочется ему заполучить такой ценный листочек, ой как хочется. А я не отдам. Пусть поторгуется. Зря я, что ли, тащилась в такую даль. Рисковала своим драгоценным здоровьем. Я, если кто не знает, у родителей единственная дочь, нельзя их оставить на старости лет без помощи и поддержки. И к тому же интересно узнать, в чем тут дело.
В реке стоять было сыро и холодно. При более внимательном рассмотрении окружающая действительность оказалась не такой, как я ожидала, мои планы показались трудноосуществимыми, но я держала в руках листок бумаги и терпела, уже недолго осталось.
— Зачем тебе эта бумажка? — принялся уговаривать меня Денис.
— Как зачем? — возмутилась я. Он притих, понял, что глупость сморозил. Никто бы на моем месте ему листик не отдал. И я не отдам, не дурнее всех.
— Отдай, сколько ты в реке простоишь? Час? Два?
— Сколько захочу, столько и буду стоять. А вот вам лучше ко мне близко не подходить. Могу испугаться и вашу бумажку случайно выронить. А чтобы вы этому не радовались и не думали, что сможете ее поймать, сообщаю, что в трех метрах отсюда водоворот.
— Вранье!
— Что вранье? Водоворот? Нет, что вы, чистая правда!
— Да при чем здесь водоворот!
— А разве вы не про него спрашивали?
— Заткнись!
— Хамить-то зачем? — Ноги мои промокли, а стоять предстояло еще долго. Денис, видимо, мне не поверил. Что у меня за внешность такая наивная, никто меня всерьез принимать не хочет!
Денис меж тем сбросил с себя куртку, трясущимися руками оторвал от нее подкладку, вытащил завернутую в целлофан свернутую в трубочку бумажку, развернул, и его лицо сделалось фиолетовым. Он выпустил из рук ненужный никому чистый лист, который я самолично положила под подкладку несколько дней назад, и уставился на меня, как фашист на подпольщика.
— Не вранье… Я ведь не понял, что кто-то распорол куртку и снова зашил. Шов ровный…
— Конечно ровный. Я очень хорошо вышиваю гладью! Крестиком хуже, хотя подруги говорят, что крестиком легче вышивать. И я вам не вру, я почти никогда не вру. Иногда просто недоговариваю.
