«Вероятно, все остальное человечество тоже опаздывает», — подумала она, вырываясь из когтей дорожных пробок и наблюдая за робкими водителями, которые вели себя так, словно никогда раньше не попадали под октябрьский ливень. При такой скорости она сумеет поставить машину в гараж только к утреннему перерыву на кофе.
В хорошую погоду Виктория поехала бы на метро и с удовольствием прошла бы несколько кварталов пешком.
Прожив три года в Вашингтоне, она знала, что прохладный климат Восточного побережья отнюдь не располагает к пикникам. И, тем не менее, Виктория не согласилась бы переехать в какое-либо другое место: была одна причина, которая придавала жизни здесь волнующий оттенок. Соблазнившись блеском высокой политики, Виктория, по совету одного из своих друзей, начала с работы у конгрессмена, представлявшего ее родной штат. Это была административная должность, позволявшая ей каждодневно встречаться с такими деятелями, которых большинство людей знало лишь по газетам и телевидению.
Сознание того, что она участвует в политической жизни страны, еще больше разожгло ее аппетит. Проведя лишь неделю с конгрессменом Хоффертом, Виктория утвердилась во мнении, что Вашингтон — именно то место, где она сможет счастливо провести остаток жизни.
К тому же Вашингтон был городом, в котором она могла жить подальше от матери, оставаясь гражданкой Соединенных Штатов.
Сказанное, конечно, не означало, что Виктория и Мэрсайн стали чужими людьми. Как раз наоборот: Мэрсайн, любимая звезда американской мыльной оперы «Слезы Ниагары», полагала, что возможность считаться лучшим другом своей дочери — сверхвознаграждение за положение знаменитости. И только после того как ее устремления стали помехой планам Виктории, последняя поняла, что настало время расстаться.
— Но ты же такая хорошенькая! — настаивала Мэрсайн. — Попробуй поработать на телевидении, радость моя! Тебе понравится…
Однако Виктория еще в школьные годы была достаточно умна для того, чтобы понять одну истину: голливудский образ жизни не по ней, и она никогда не сможет привыкнуть к нему. В то время как ее ровесники буквально наизнанку выворачивались, добиваясь внимания Мэрсайн — и ее рекомендаций своему агенту, — Виктория изучала политологию. Пока ее подруги занимались на актерских курсах, она обучилась машинописи и стенографии.
Первая попытка оторваться, как говорится, от материнской юбки была предпринята еще в колледже. Правда, оказалось, что Сан-Диего расположен слишком близко от Лос-Анджелеса и тоже доступен для длинной руки материнского влияния. Даже переезд Виктории в Денвер не смог разорвать родственные узы и покончить с надеждами Мэрсайн на то, что еще одна женщина из рода Кэмерон осчастливит телевизионный экран и станет бормотать с интимным придыханием: «О, Кеннет, если бы я только знала о ваших чувствах…»
