— Зачем же так отпрыгивать — я для вас абсолютно не опасен, мисс Грейнджер, — сухо обронил Керн, вонзив взгляд в ее раскрасневшееся, взволнованное лицо.
Она рискнула поднять глаза, беспокойно замигала, когда взгляды их встретились, и отвернулась в сторону, чтобы собраться с силами. Она не должна давать ему основания воображать, будто… Будто — что? — спросила она себя, лихорадочно соображая чего же, по ее мнению, не должно касаться воображение Джоша Керна.
— Хотя вы и представляете для меня источник опасности. — Лаура с легким трепетом услышала его мягкий, подтрунивающий голос.
Что он имеет в виду? Уточнить она не осмелилась.
Керн сказал это сам:
— Меня преследует постоянное, выводящее из равновесия желание поцеловать вас, но это ведь нехорошо, да?
— Да! — с несколько излишней запальчивостью ответила она.
— Вы обручены с другим, — согласился Керн, однако Лаура чувствовала, что он не может оторвать взгляд от ее рта и что, к великому сожалению, ее губы дрожат под этим взглядом.
Секунду спустя Джош Керн нагнулся и приник к ней с горячим коротким поцелуем. Все кончилось, прежде чем она успела подумать, не говоря уж о должном ответе. Минуту их губы оставались в соприкосновении, затем он резко отпрянул от нее.
— Простите, если для вас это было отвратительно, но иногда не уступить порыву более опасно, чем сдаться на его милость. — Голос Керна звучал сдержанно. — В результате человек становится одержим той силой, которую пытается игнорировать.
Лаура не очень его слушала. Она была слишком занята собой, пытаясь подавить собственный порыв. Ее до смерти тянуло прикоснуться к его рту, осязать его губами. Ей казалось, будто поцелуй Керна оставил оттиск, который можно взять пальцами, потрогать. И мучительно хотелось, чтобы он поцеловал ее снова. Это сознание мучило ее больше всего.
Много дней спустя наваждение напоминало о себе вновь и вновь: Лаура не могла ни забыть его, ни понять.
Бесспорно, Джош Керн ей даже не симпатичен. Он относится к той породе мужчин, которые вызывают у нее раздражение; ее подруги, кажется, именно за таких выходят замуж, а потом всю жизнь клянут себя за это. Не нужно большого воображения, чтобы представить его в домашней жизни. Женщины обслуживают его, варят ему, убирают за ним, стирают и гладят рубашки. Так поступала, несомненно, его мать, по словам Дейла, одна из лучших хозяек в Йоркшире. Оставленная мужем ради женщины, обитавшей по соседству — лишь поле перейти, — миссис Керн, вероятно, отдала всю свою любовь и внимание единственному сыну. Недаром Джош Керн нахально самоуверен, как человек, испорченный домашним воспитанием с самого детства. Он держится так, словно вся земля принадлежит ему.
