Казалось, разум у него погас!
До вечера не отрывал он глаз
От шелка, в думы погружен свои.
Казалось, он исчез в небытии.
До вечера ни с кем не говорил,
Он образ пери в сердце затаил,
Запали в душу дивные глаза,
Сжигали душу пламя и гроза.
Мани, почуяв боль его души,
Сказал: «Опомнись, шах, и поспеши,
Не упускай красавицу из рук,
Не то смертельным будет твой недуг!»
«Увы! — Бахрам воскликнул, — я в огне!
В целебном счастье жизни — горе мне.
Я обезумел: ты меня сразил,
Когда ее глаза изобразил.
Художник, сделал ты меня больным,
Как врач, недугом ты займись моим.
Скажи скорей, подай благой совет:
Что делать мне?» — Мани сказал в ответ:
«Ее цена — китайская казна.
Когда тебе краса ее нужна,
Когда из-за любви ты изнемог,
Да будет жертвой годовой налог!
Дирхемы — наилучшие врачи.
Всю дань Китая за нее вручи,
От денег в полной мере откажись
Иль от китайской пери откажись!»
«За близость с ней, — сказал ему Бахрам, —
Не только дань хакана я отдам,
А подати со всех моих держав
Отдам я, ничего не удержав,
И цену эту низкою сочту,
Когда осуществлю свою мечту!»
Воскликнув так, письмо составил он,
Немедленно в Китай отправил он
Сто мудрецов, ревнителей святынь,
А с ними — верных евнухов, рабынь,
Чтоб оказать красавице почет,
Чтоб на пути не ведала забот.
Хакану приказал он в точный срок
Купцу вручить весь годовой налог,
А людям он сказал: «Наказ таков:
Луну освободите от оков».
Стремясь исполнить шахский сей наказ,
Послы в Китай отправились тотчас,
С измученной душой остался шах,
Художник — рядом, а портрет — в руках.
