Подмешано, бесспорно, серебро.
Украл соперник не один батман!
Но чтобы обнаружен был обман,
Но чтобы шах сумел его понять,
Немыслимо такой престол сломать,
Все превзошедший по своей красе…»
И так как Зейда опасались все,
То ювелиры начали совет:
Как дело вывести на божий свет?
И выход найден был в конце концов.
Добыв двух попугаев, двух птенцов,
Их обучали, приручив сперва,
Чтоб каждый затвердил свои слова:
Один: «Лишь позолочен сей престол»,
Другой: «А позолоту вор навел».
Зеленые, как всех лугов наряд,
Два попугая Зейда посрамят!
Один из заговорщиков нашел
Тропу к тому, кто охранял престол,
Вручив ему немало серебра.
И тот, подумав, обещал: с утра
Двух прежних попугаев заменить,
Доносчиков пернатых посадить,
Чтоб шах услышал не себе хвалу,
А низкому обманщику хулу.
Вот утром на престол садится шах,
Предчувствует хвалебный звон в ушах.
Что ж слышит он, владыка всех владык?
Два попугая поднимают крик,
Два попугая режут напрямик, —
У шаха отнимается язык!
Но так решил, когда пришел в себя:
Замыслил некто, мастера губя,
С ним нынче счеты давние свести,
Но, зная, что у шаха Зейд в чести,
Открыл проступок птичьим языком…
А если так, то правду мы найдем!
И вот напильник золото совлек,
И сразу обнаружен был подлог!
Сумел напильник Зейда обвинить
И оборвать приязни шахской нить.
Шах приказал, узнав его вину,
Отнять его имущество в казну,
А мастера, который так лукав,
В колодец бросить, в цепи заковав, —
В колодец с узким ртом, с широким дном:
Вход — как отдушина, а дно — как дом.
Как ночь разлуки, мрачен и глубок,
Жесток, как одиночества силок,
Насилием воздвигнут, страшен он:
В нем заживо преступник погребен.
В нем Зейд немного получал еды:
Два сухаря, один кувшин воды.
Но тот, кто шаха обмануть хотел,
Предвидел для себя такой удел.
Вот почему запрятал он кинжал,
Всегда напильник под полой держал.
Сказав: «Пускай паденье велико, —
Отречься от спасенья нелегко,
Пусть я в пучину бедствия сойду,
Но для спасенья средство я найду,
Пройду все испытания судеб!» —
Он сделал так: припрятал в угол хлеб,
А воду применил весьма умно:
Изрыв кинжалом глинистое дно,
Замешивал он глину на воде.
Так, дни и ночи проводя в труде
И выбиваясь из последних сил,
К отверстию ступени возводил.
«Воды!» — молил и клял судьбину он,
Стеная, припадал к кувшину он,
И глину, воду получив, месил,
И вновь, рыдая, он воды просил.
Хотя душа едва держалась в нем,
Ступени поднимались с каждым днем,
И много лун прошло, и пробил миг:
Он глиняную лестницу воздвиг.
