— Я звонил, но там все время идут короткие гудки…
— «Короткие гудки, короткие гудки», — передразнил его Узякин, — ну, КГБ, помогай коллеге… я знаю, у тебя везде свои люди…
— Пиши номер на бумаге, — сказал Внучек Собинову. Пока комбат искал ручку, Внучек набрал «07» и связался со старшей телефонисткой.
— Марина Владимировна, — сказал он, — помочь надо спецслужбам, срочненько номер в Тараканино… давай телефон… разговор за наш счет…
Собинов занимал телефон добрых двадцать минут. Он, что-то записывая на листке бумаги, переспрашивал командира роты охраны, опять что-то записывал. К концу разговора он основательно взмок от такой непривычной интеллектуальной работы…
— Ну, — сказал ему Узякин, когда тот положил трубку телефона на рычаг.
— Наливай, — словно не слыша Узякина, произнес комбат. Ему было приятно, что Узякин хоть как-то зависит от него, и хотелось оттянуть момент, когда преимущество в информированности утратится.
Михалыч поставил чашки на стол и разлил остывший чай.
— К чаю, к сожалению, ничего дать не могу, — сказал Михалыч, — даже «дунькина радость» сейчас дефицит, на отоварку не хватает…
— Да-а, — подколол его Узякин, — времена настали, даже в тюрьме стало плохо жить, докатились…
— А что вы имеете против тюрьмы, — обиделся Михалыч, — тюрьма как тюрьма, не хуже многих…
— Ну что ты, — продолжал язвить Узякин, подразнивая своего бывшего заместителя, — она одна из лучших…
— Так оно и есть, — вмешался Внучек, защищая Михалыча, с которым ему приходилось часто работать, и одновременно стараясь не задеть самолюбие Узякина, — я в своей жизни много тюрем видел и прямо скажу, у Михалыча здесь порядок, во всяком случае, никто не голодает.
Узякин и сам понимал, что говорил ерунду, зашел слишком далеко, и был благодарен Внучеку за вмешательство…
— Ладно, — сказал он, отодвигая чашку от себя, — Каминская тюрьма — лучшая тюрьма в мире… Так что нам скажет командир батальона?
Собинов взял в руки лист с записями и начал:
— Двое осужденных…
— Как двое? — перебил его Узякин.
Комбат бросил на начмила взгляд, одновременно и укоризненный, и терпеливый, и повторил:
— Двое осужденных: Сафонов, пятьдесят восьмого года рождения, статья 145, семь лет, и Клевало, шестидесятого года рождения, 144-я, пять лет, утром пришли в санчасть и захватили в качестве заложников фельдшера, женщину, которая пришла на прием, и сотрудника колонии.
— Должность и звание? — переспросил его Узякин, как будто это имело какое-то значение.
