Дохлая луна | страница 5



На маленькие уступы лопатой разжевывают по тротуару.
Я всё сочиняю, со мной не было ничего,
И минуты — такие послушные и робкие подростки!
Это я сам, акробат сердца своего,
Вскарабкался на рухающие подмостки.
Шатайтесь, шатучие, шаткие шапки!
Толпите шаги, шевелите прокисший стон!
Это жизнь сует меня в безмолвие папки,
А я из последних сил ползу сквозь картон.

«Это Вы привязали мою голую душу…»

Это Вы привязали мою голую душу к дымовым
Хвостам фыркающих, озверевших, диких моторов.
И пустили ее волочиться по падучим мостовым,
А из нее брызнула кровь черная, как торф.
Всплескивались скелеты лифта, кричали дверные адажио,
Исступленно переламывались колокольни, и над
Этим каменным галопом железобетонные стоэтажия
Вскидывали к крышам свой водосточный канат.
А душа волочилась и, как пилюли, глотало небо седое
Звезды, и чавкали его исполосованные молниями губы,
А сторожа и дворники грязною метлою
Чистили душе моей ржавые зубы.
Стоглазье трамвайное хохотало над прыткою пыткою,
И душа по булыжникам раздробила голову свою,
И кровавыми нитками было выткано
Мое меткое имя по снеговому шитью.

«Прямо в небо качнул я вскрик свой…»

Прямо в небо качнул я вскрик свой,
Вскрик сердца, которое в кровоподтеках и в синяках.
Сквозь меня мотоциклы проходят, как лучи иксовые,
И площадь таращит пассажи на моих щеках.
Переулки выкидывают из мгел пригоршнями
Одутловатых верблюдов звенящих вперебой,
А навстречу им улицы ерзают поршнями
И кидают мою душу, пережаренную зазевавшейся судьбой.
Небоскреб выставляет свой живот обвислый,
Топокопытит по рельсам трамвай свой массивный скок,
А у барьера крыш, сквозь рекламные буквы и числа,
Хохочет кроваво электро-электроток.
Выходят из могил освещенных автомобили
И, осклабясь, как индюк, харей смешной,
Они вдруг тяжелыми колокольнями забили
По барабану моей перепонки ушной.
Рвет крыши с домов. Темновато ночеет. Попарно
Врываются кабаки в мой охрипший лоб,
А прямо в пухлое небо, без гудка, бесфонарно,
Громкающий паровоз врезал свой стальной галоп.

«Церковь за оградой осторожно привстала на цыпочки…»

Церковь за оградой осторожно привстала на цыпочки,
А двухэтажный флигель присел за небоскреб  впопыхах,
Я весь трамваями и автомобилями выпачкан,
Где-где дождеет на всех парах.
Крутень винопьющих за отгородкой стекольной,
Сквозь витрину укусит мой вскрик ваши уши,
Вы заторопите шаги, затрясетесь походкой алкогольной,
Как свежегальванизированная лягушка.
А у прохожих автомобильное выражение. Донельзя
Обваливается штукатурка с души моей,