Сержант заливается, заходится от смеха, сдвинув на затылок кепи, как вдруг безо всякого перехода срывается на истерику. Истошно кричит, визжит, физиономия становится багровой, Потрэн изрыгает чудовищные проклятия и угрозы, в ярости потрясает кулаками, швыряет на землю хлыст и топчет его ногами, затем, окончательно выдохшийся, хрипит:
– Все, сволочи… прекратить эти… бальные танцы… два прихлопа, три притопа… Я вас проучу, негодяи!..
Потрэн умолкает – выдохся. Мы тоже. Сержант и вся рота замирают на месте, тяжело дыша.
В этот момент на крепостной стене появляется солдат. Усаживается верхом, затем наклоняется вниз и поднимает со двора несколько котелков, из которых идет пар.
– Стой! – не своим голосом ревет Потрэн. – Расставь котелки с похлебкой на стене. Обеденный час еще не пробил. А на закуску парни угостятся парадным шагом.
И пошло-поехало, все по новой: шея напряжена, прямая нога печатает шаг…
Сейчас Потрэна не узнать: стервятник, готовый камнем обрушиться на добычу, рысь, крадущаяся по следу… Взгляд его не отрывается от наших измученных ног.
– Ага! – издает он дикий вопль, указывая на несчастного легионера. – Вот ты и попался! Шпион, предатель, изменник родины!.. Напялил для маскировки военную форму и думал, я тебя не распознаю? Дряхлая арабская старуха – вот кто ты такой! Разве мужчина способен так волочить ноги, как ты?! Подошву опускай на всю ступню! Печатать шаг, я сказал! Выполняй, не то пришибу! Ать-два, ать-два!..
Пригнувшись, он обегает строй, чтобы следить с другой стороны. Нам приходится прилагать усилия, чтобы не притиснуть его к стене вплотную.
Один из легионеров валится без чувств, его оттаскивают в сторону.
Сержант возмущенно трясет башкой.
– Проклятье!.. Прямо не солдат, а кисейная барышня… А ну, парадным шагом – марш!
И вновь, пригнувшись, бежит вдоль колонны, чтобы следить за ногами.
Теперь выбор его падает на меня.
– Эй, ты, верблюд-ревматик! Выйти из строя! Шлепает подошвами, будто они у него резиновые… Со мной эти штучки не пройдут, я симулянтов нюхом чую!
Затем голос его смягчается, хотя в нем отчетливо слышится издевка.
– Знаешь ли ты, чучело, что скажет мне генерал, когда увидит на параде, как ты шагаешь?
– Знаю.
Потрэн такого не ожидал, однако отступать не в его правилах. С ухмылкой, больше похожей на оскал дрессированной гиены, он продолжает увлекательную беседу:
– Вот ка-ак? И что же скажет его высокопревосходительство? Говори, не стесняйся! Я слушаю.
