— Вы правы. А теперь поезжайте. Я не хочу, чтобы Роман страдал дольше, чем необходимо. Я задыхаюсь под этим количеством шалей, и еда у меня есть: целая корзинка с постоялого двора.
Мистер Браун удивительно хорошо справлялся в критических ситуациях, еще лучше у него получалось раздавать указания.
— Не смейте даже шагу шагнуть из этого экипажа, — покачал он головой. — Обещаю, что вернусь за вами, — Он не спускал с Грейс глаз до тех пор, пока она не кивнула в ответ, и только потом захлопнул дверцу.
Через несколько минут звуки отъезда мистера Брауна стихли, и наступила тишина. Впервые за несколько дней, нет, месяцев, Грейс осталась одна. На самом деле она поняла, что впервые действительно оказалась одна за многие годы.
Она протяжно выдохнула и почувствовала головокружение. За последний месяц Грейс думала, что взорвется от сдерживаемых эмоций. Она не смела показать своей печали, даже в присутствии милой корнуоллской служанки.
Во время путешествия она была так благодарна холоду. Благодаря ему у нее оцепенели конечности, которые вопили на все лады, чтобы она как можно скорее покинула Корнуолл, а потом и Лондон. Холод также позволил ей увидеть все с предельной ясностью.
Она не создана для жизни с другими людьми. Она абсолютно не похожа на других леди. Вывод прост: она будет совершенно счастлива в одиночестве, как и происходило большую часть времени в ее детстве. Друзья, часто по ошибке принимали ее любовь к уединению за одиночество; они не понимали, какое удовлетворение можно получить, когда в сердце нет тревог и забот, а мозг погружен в спокойные мысли. Грейс попыталась вздохнуть, но снова почувствовала боль, теперь явно в боку.
Во всем этом она созналась самой себе. Мистер Браун ошибался. В ее характере был большой изъян, а именно — в ее внутреннем состоянии. Она была слабой и ко всему в жизни подходила нерешительно и без всякого энтузиазма. По этой причине она не добилась любви двух своих женихов.
Она была застенчивой трусихой в плодородном саду своей избалованной жизни. И бегство от разочарований стало для нее своего рода искусством, в котором она достигла совершенства. Но, сидя здесь, чувствуя, как кружится голова, она признала правду. В этот раз ей не удастся сбежать далеко, потому что от себя не убежишь. От болезненных ощущений потемнело в глазах, пока она пыталась разобраться с многочисленными слоями бесполезной одежды. Боль в грудной клетке нарастала подобно набирающей силу лавине, и Грейс заметила на перчатке небольшую капельку крови.
