Юная Вики | страница 32



— Будь серьезен, папа. Мне не до шуток!

— Умерь свой голос, Вики, если не хочешь, чтобы тебя услышал весь лагерь.

Вытянувшись на кровати, Эндрю Харвинг рассматривал бледное, расстроенное лицо Вики с таким невозмутимым спокойствием, что ей хотелось закричать. Несколько часов после того, как Грант объявил ей о своем решении, промчались для нее, словно окутанные туманом. Теперь она чувствовала, что нервы ее напряжены до предела.

— Интересно, где ты прячешь свои сигареты?

Короткий вопрос отца стал для Вики той последней соломинкой, которая, согласно пословице, переломила спину верблюду. Она не выдержала:

— Это все, о чем ты можешь сейчас думать? — все это время она зажигала сигарету за сигаретой и бессмысленно повторяла: «Что же мне делать?»

— Так они у тебя скоро кончатся. Это уже третья с тех пор, как ты вошла.

— Послушай, папа. Через три дня этот ужасный швед — или кто он там — которого я никогда в глаза не видела, поселится в моей палатке. Со мной!

— Похоже, ты на это не рассчитывала? — Эндрю опустил свои длинные ноги с кровати и сел. — Иди сюда, Вики, — он посадил ее рядом с собой и дружески обнял за плечи. — Перестань переживать и попытайся хорошенько выспаться. Утро вечера мудренее. Ты прекрасно знаешь, что этому не бывать. Несмотря на то, что ты сама влезла в эту историю и знала, на что идешь, тебе слишком хорошо известно, что я не смогу стоять в стороне и смотреть, как ты будешь выпутываться из этой ситуации.

На глаза ее навернулись слезы, она яростно смахнула их рукой.

— Я успокоюсь… извини, папа.

Он похлопал ее по плечу:

— Послушай моего совета и не волнуйся, мы обязательно придумаем какой-нибудь выход. Даже если для этого придется… — он замолчал, но она знала, что он имеет в виду.

— Спи спокойно, — он поцеловал ее, и она выскользнула из палатки в темноту.

Но сон пришел к ней не сразу. К утру появление Генри Свендсена и все, что оно за собой влекло, не стало менее неизбежным. Дни проходили беспощадно быстро, а отец все советовал ей набраться терпения. В отчаянии она понимала, что не сможет выдвинуть против решения Фэрфакса никаких убедительных доводов за исключением, пожалуй, правды.

В первый раз со дня прибытия в лагерь она стала серьезно размышлять над такой возможностью: как она пойдет к Гранту Фэрфаксу и расскажет ему все и стойко вынесет все упреки и язвительные насмешки, которые он обрушит на нее. Ей некого было винить в своем фиаско кроме себя самой, и впервые она почувствовала раскаяние. Надо ли было, в конце концов, все это затевать?