— Значит, я, по-вашему, человек конченый? — скривив губы, спросил Волохов после минутного молчания.
— По-моему, да. Вы сами себе выбрали линию жизни и упрямо на ней стоите. Жить за счет других!
— А вы докажите.
— Хорошо. Что вы делали в прошлую субботу поздно вечером?
— А что я делал? Я уж не помню.
— Хотите, я вам напомню?
— А ну?
— Обокрали пьяного. Или, как вы выражаетесь — «накололи бухаря».
— Загнули… Вон куда загнули… Да я в прошлую субботу за город уезжал.
— Волохов! Вот его часы и пропуск. — Константин Семенович выложил на стол часы и документ. — Вспомните «Приморский» ресторан… Не надо считать нас за дурачков, а себя слишком умным. Ничего хорошего из этого не будет. И лучше говорить правду. Вы же человек опытный и знаете, что чистосердечное раскаяние смягчает вину… Знаете об этом?
— Слышал.
— Ну вот. Зачем вам был нужен пропуск на завод?
— Да просто так… Ну, попал под руку, не успел выбросить, сунул в карман.
— А потом?
— Что́ потом?
— Потом куда сунули? В комод зачем спрятали?
— А куда его деть?
— А хотя бы выбросить. На улице или дома в мусор… Наконец, в почтовый ящик опустить.
— Не успел.
— Полторы недели прошло — и не успели. Это ложь. Ну как, будете говорить правду?
— Вы мне политику не шейте… Я тут ни при чем! — вдруг раздражился Волохов. — Наколол я бухаря! Верно, было такое дело. Не помню, в субботу это было или в воскресенье… И всё! А на кой… мне пропуск!
— Вам он, может быть, и не нужен. Этому легко поверить… Ну, а кому-нибудь другому? — глядя в упор на Гошку Блина, спросил Горюнов. — Почему вы молчите?
— А что говорить… Сказал раз, и амба! — твердо ответил Гошка.
— Сколько денег вы взяли у Капитонова?
— Сто рублей… или чуть побольше.
— Точнее не помните?
— Была одна бумажка в сто рублей, а потом мелочь. Пятерка, две трешки и рублей — штуки три.
— Так я и запишу: сто четырнадцать рублей. Одежду снимали?
— Нет.
— Кто вам помогал?
— А чего тут помогать. Он сам напросился… раззява!
Прошло минут пять, пока Константин Семенович записал признание Волохова. За это время вернулся Алексей Николаевич с толстой папкой бумаг и, устроившись за своим столом, занялся изучением какого-то дела.
— Прочитайте, Волохов, и распишитесь, — предложил Константин Семенович, передавая протокол.
— Фамилию подписать?
— Здесь, на первой странице, внизу фамилию, а на другой, где кончается текст, — напишите: «С моих слов записано правильно», — и тоже подпишитесь.
Когда Волохов прочитал, подписал свое признание и вернул его назад, Константин Семенович разложил перед ним на столе остальные часы:
