Однажды ясным летним днем она сидела на кухне за ланчем и, наблюдая, как Мария месит тесто, решилась спросить ее.
— Мария, — сказала Лиз, — продолжая есть, — как давно вы и Педро работаете у Кросби?
— В следующем месяце исполнится пять лет.
— Он был когда-нибудь женат?
Мария подняла глаза и серьезно посмотрела на Элизабет:
— Насколько я знаю, нет.
Хотя по тону Марии было совершенно ясно, что она не собирается обсуждать личную жизнь хозяина, любопытство девушки в конце концов пересилило, и она продолжила расспросы:
— Конечно, в его жизни были женщины. Он привлекательный мужчина, богатый, удачливый. Поклонницы должны толпами охотиться за ним.
— Об этом я ничего не знаю, — неохотно отозвалась Мария.
Ну что ж, нет так нет, подумала Элизабет, вставая со стула.
— Должно быть, он одинок из-за своего отвратительного характера, — сухо прокомментировала она, относя тарелки в мойку.
К ее удивлению, Мария рассмеялась, и женщины обменялись заговорщическими улыбками.
Несколько недель спустя, в солнечный полдень, Элизабет и Кросби работали в кабинете — или пытались работать. Юлиус провел мучительное утро, желая разобраться в сложном повороте сюжета новой книги, и в результате впал с мрачное настроение.
Дела не пошли лучше и после ланча. Пока писатель беспокойно мерил шагами комнату, Элизабет сидела и задумчиво смотрела в окно. Опершись подбородком на руку и лениво постукивая карандашом по столу, она ожидала когда на Кросби снизойдет вдохновение.
— Пожалуйста, прекрати этот дурацкий стук, — внезапно услышала она.
Лиз виновато обернулась.
— Простите. Я не подумала, что это мешает.
— Похоже на то, — раздался отрывистый ответ.
Девушка с трудом подавила смешок при виде комического зрелища, которое он представлял: волосы Юлиуса взъерошены, лицо усталое и измученное, серые глаза остекленели.
— Как я могу сосредоточиться, если ты создаешь такой жуткий шум, — с раздражением сказал Кросби.
— Извините, — повторила Лиз и уже не смогла удержаться от веселой улыбки.
Писатель положил руки на бедра и со злостью посмотрел на нее.
— Что тут смешного? Пожалуйста, объясни мне, — продолжил он с ядовитым сарказмом. — Я ничего смешного тут не вижу! — Кросби запустил пальцы в волосы в полном отчаянии.
Сделав героическое усилие, Элизабет согнала с лица улыбку, сменив ее на сочувствующее выражение. Писатель сейчас действительно представлял собой жалкое зрелище. Если нужно платить такую высокую цену за известность, то она рада всю жизнь оставаться только секретаршей.
