Дедушка в моих глазах вдруг вознёсся до величественных высот, и на всю жизнь остался для меня в этом сиянии, хотя, как выяснилось потом, он просто ничего не понял: бесстрашие его, Натана Бедфорда Форреста, как раз и было для нас самой страшной опасностью, потому что спастись мы могли только немедленным бегством, но дедушка решительно отверг этот путь и, размахивая саблей, громовым голосом возвещал: "Пусть мерзавцы только подойдут!"
А сотни людей уже неслись мимо нашего дома в панике, вопя: "На восток! Бегите на восток!" Пришлось нам оглушить дедушку гладильной доской. С тяжелым и неподвижным телом старика на руках — росту он имел добрых шесть футов, а весил сто семьдесят фунтов — мы, не пройдя и полумили, оказались чуть ли не последними, и, когда бы дедушка вдруг не пришел в себя на каком-то углу, сгинуть бы нам в ревущих водах, конечно, если бы на самом деле гнались за нами ревущие воды.
Позже, когда паника улеглась, а народ с разбитым видом разбредался по домам и конторам, бессовестно преуменьшая расстояние, на которое от них удалился, и выдумывая самые неправдоподобные причины, побудившие к бегству, люди знающие объяснили, что, если бы плотину на самом деле прорвало, вода на западной стороне поднялась бы самое большее еще на два дюйма, а эта сторона и так уже ушла в воду на тридцать футов, как и прочие речные городки нашего штата во время страшного весеннего наводнения двадцать лет тому. На восточной же стороне, где жили мы и где случилось великое бегство, и вовсе никакой опасности не было. Вот если бы вода поднялась на девяносто пять футов, только тогда достигла бы она улицы Высокой — нашей главной дороги, отделявшей западную сторону от восточной, и затопила бы восточную сторону.
Опасности, в общем, было не больше, чем для котенка у теплой печки, но какое пронзительное отчаяние, какая беспредельная безнадежность охватили обитателей восточной стороны, когда, как огонь по траве, понёсся крик: "Плотину прорвало!"
Сколько самых достойных, почтенных, ироничных и трезвомыслящих мужей города бросили своих жен, стенографисток, домашние очаги и служебные кабинеты и ринулись что есть мочи на восток. Немного еще найдется таких пугающих кличей, как: "Плотину прорвало!" У кого хватит сил прислушаться к голосу разума, если прозвучит этот тревожный горн, хоть до плотины целых пятьдесят миль?
Слух о том, что плотину прорвало, разнёсся в Колумбусе в полдень 12 марта 1913 года. Улица Высокая, наша главная торговая улица, мирно гудела мирными голосами дельцов, что-то сбывавших, считавших, предлагавших, насупавших, и уступавших.
