Восток, запад | страница 70
— Сдаться Клинтонам! — вскричал Мак-Кой. — Черт возьми, ты, остроухий холодный арифмометр, ты что, не знаешь, как Клинтоны поступают с пленными?
— Фазовые батареи не работают, — доложил Зулу. — Защитное поле на нуле.
— Должен ли я попытаться связаться с капитаном Клинтонов, сэр? — спросил Чеков. — Они вот-вот откроют огонь.
— Благодарю вас, мистер Чеков, — сказал капитан Кирк. — Боюсь, в этом нет необходимости. В соответствии со сценарием у нас на крайний случай есть еще один сюжетный ход. Займите свои места.
— «Крылатый охотник» открыл огонь, — сказал Зулу.
Чеков стиснул руку Зулу, крепко, как победителю, и, повернувшись к экрану, смотрел, как летят к кораблю шары смертоносного света.
Ухажерчик
Никогда в жизни уборщик и привратник большого многоквартирного дома по прозвищу Миксер не встречал таких крохотных женщин — кроме разве что карлиц, — какой была шестидесятилетняя Мэри-Конечно, которая, придерживая рукой свое белое с красной оторочкой сари и поблескивая сединой в аккуратно собранных на затылке узлом волосах, одолевала ступеньки перед парадным входом, будто это были Альпы.
— Нет, — сказал он вслух.
Не Альпы, какие-то другие горы.
— Гхаты, — сказал он гордо. Слово из школьного атласа, выученное много лет назад, когда Индия была далекой, почти как райские кущи. (Теперь кущи стали дальше, чем Индия, зато преисподняя придвинулась ближе.) — Западные Гхаты, Восточные Гхаты и еще Кенсингтонские, — сказал он, ухмыльнувшись. — Такие горы.
Она остановилась перед ним посредине обшитого дубовыми панелями вестибюля.
— На хинди «гхаты» еще и ступени, — сказала она. — Да, конечно. Например, в священном городе Варанаси есть спуск, где сидят брамины и собирают у филигримов деньги, и он называется Дасашвамедха-гхат. Такие широкие-преширокие ступени, которые идут к Гашу. О да, конечно! А еще есть Маникарника-гхат. В Маникарнике, в доме, где с крыши прыгает тигр, — конечно, не настоящий, крашенный «техниколором», а вы что подумали? — в этом доме покупают огонь, прячут в коробку, а потом, когда умирают близкие, от него разжигают костер. Погребальный костер пахнет сандалом. Фотографировать похороны нельзя; нет, конечно, ни в коем случае.
Он прозвал ее Мэри-Конечно, потому что она никогда не говорила просто «да» или просто «нет»; а всегда «о-да-конечно» или «нет-конечно-ни-в-коем-случае». Сам он, с тех пор как стала отказывать голова, в которой когда-то он был более чем уверен, всегда пребывал в растерянности и сомневался во всем, оттого и ее убежденность поначалу вызвала в нем тоску, потом зависть, а потом нежность. А всколыхнувшаяся эта нежность оказалась чувством настолько забытым, что он еще долгое время думал, будто дело в китайских пельменях, которые он приносил домой из забегаловки на Хай-стрит.