Знает ее? Джеймс Фицпатрик думает, что знает ее? Брон с трудом сдерживала смех. А может, истерику.
Она сидела рядом с ним в одежде сестры, на ней были украшения сестры, от нее пахло духами сестры, она воспользовалась именем сестры. Он даже поцеловал ее — и ничего не заметил. Вот насколько хорошо он знал Брук.
— Честно? — переспросила она, словно не понимая, куда он клонит.
Она действительно не понимала.
— Да, честно, черт побери. Вспомни, ты вообще не хотела Люси. Ты отдала ее мне и ушла, не оглянувшись. И раз уж мы говорим о честности, то, может, скажешь мне, зачем ты это делаешь, зачем утруждаешь себя? — Его взгляд, казалось, пробуравил ее насквозь.
Почему он не увидел разницы? Неужели настолько ослеплен ее внешним сходством с Брук, что не заметил вопиющих несоответствий? Да, они похожи — особенно когда у нее эта новая прическа и на ней одежда сестры, — очень похожи, но далеко не как две капли воды. Во-первых, Брук на дюйм ниже ростом.
Уж не думает ли он, что она подросла? И неужели мог предположить, что она до сих пор живет дома? Сама возится на кухне? Если он так думает, значит, совсем не знает Брук.
Сердце Брон стучало так громко, что, казалось, он должен был слышать этот стук сквозь шум двигателя. Конечно, она могла сказать ему правду. И скажет — перед тем, как уехать из Брэмхилла. Скажет и насладится зрелищем того, как на нем начнет трескаться и разваливаться броня этой высокомерной самоуверенности.
Но пока придется играть свою роль: она обещала Люси, что сегодня мама к ней приедет, и никоим образом не собирается нарушать это обещание.
— Возможно, на меня подействовала угроза звонка в воскресные газеты с эксклюзивным разоблачением моего порочного прошлого, — сказала наконец Брон, испытывая некое удовольствие от шутки, понятной только ей. Даже если у нее и нет сколько-нибудь весомого прошлого, то это вовсе не значит, что она какое-то ничтожество и ею можно командовать. Некоторые пытались. Социальные работники, врачи — все те, кто говорил, что ее матери было бы лучше в интернате для престарелых. А маме хотелось лишь одного — чтобы ее не тревожили и дали спокойно умереть дома. Брон показала им всем, покажет и ему.
А Фиц между тем улыбался, хотя улыбка была невеселой.
— Вот видишь, Брук. Честность творит чудеса.
— Неужели ты меня так сильно ненавидишь?
Меня.
Она так легко вжилась в свою роль, что на какой-то момент у нее мелькнула мысль: возможно, она похожа на сестру в большей степени, чем хотелось бы верить.
