В окрестностях тайны | страница 68
Не удержавшись, он похвастал, что ему удалось привлечь к сотрудничеству здешнего русского врача, настроенного вполне лойяльно.
Грейвс посмотрел на него с удивлением, но ничего не сказал.
Они уже подъехали к широкому деревянному — зданию с большими окнами и свернутой в одном месте крышей.
Машина остановилась у ворот, и Кнюшке повел Грейвса по деревянной панельке к крыльцу.
К сожалению, комендант совсем забыл предупредить о своем приезде. Их никто не встретил. Коридор, в который они вошли, был пуст, большинство дверей — заперты.
Наконец появился заспанный санитар и объявил довольно неучтиво, что все раненые позавчера отправлены автобусом в тыл, а новая партия еще не поступала.
— Позвольте, а где раненый лейтенант Штольц? — воскликнул Кнюшке, ловя на себе полный грозного недоумения взгляд Грейвса.
Санитар торопливо повел их в дальний конец коридора, где на дверях значилась русская надпись: «Учительская».
— Вот здесь, — оказал он, распахивая дверь.
Действительно, на койке под одеялом ясно обозначился силуэт спящего человека. Над ним на белой стене висел портрет какого-то русского с пронизывающим, недружелюбным взглядом, редкой светлой бородкой и бакенбардами на молодом лице.
В комнате было полутемно, очевидно, день уже сильно клонился к вечеру.
— Прикажете разбудить? — учтиво спросил Кнюшке.
— Я сам, — сказал Грейвс.
Он подошел к кровати и протянул руку, чтобы тронуть раненого за плечо.
— Герр лейтенант! — позвал он проникновенным тоном, но вдруг почувствовав что-то неладное, с недоумением отдернул одеяло.
Перед ним лежала зеленая поношенная шинель, свернутая наподобие человеческого тела.
— Что за комедия? — брезгливо спросил Грейвс.
Кнюшке растерянно молчал.
В довершение ко всему он чувствовал подступающую из желудка икоту.
Санитар, удивленный не менее других, подошел к кровати, взял шинель и молча разглядывал ее на свету.
— Да это же моя шинель, — пробормотал он, глядя на пришедших с тем же вопрошающим недоумением, как и они на него.
19 августа
Как все хорошо, как замечательно, как превосходно!.. Я совершенно счастлива! Вот уже никогда не думала, что можно быть счастливой в оккупации. Оказывается, можно! Оказывается счастье — это сознание, что ты делаешь именно то, что нужно, добиваешься успеха в этом, несмотря ни на что…
Да, я счастлива. Это пишу я, Тоня Тростников а, ученица девятого класса «а» 19 августа 1941 года в нашем родном поселке, занятом немцами.