Через порог перебрался из соседней комнаты карапуз в штанишках на лямочках. Вцепившись руками в подол матери, он округлившимися от любопытства глазами смотрел на вошедших.
— Отойди! — сказала женщина сердито, как взрослому.
— Это куда мы вышли? — спросил Федюничев.
— Да прямо почти к станции. Сейчас за просекой поселок начнется. Наш-то дом на отшибе. Лесничество было раньше, объездчик жил.
Женщина налила в широкое блюдце теплой воды из самовара и стала разматывать бинт на голове у капитана и отмачивать марлю, присохшую к ране.
— Тут у нас госпиталь устраивают в бывшей школе. Надо бы туда его, вашего капитана.
— Далеко это?
— За речкой сразу, в усадьбе. Это рукой подать. Тетя моя каждый день бегает. Раньше при школе была, ну, а теперь там.
Капитан открыл помутневшие от боли глаза и снова закрыл их.
Движения женщины стали совсем робкими и осторожными, как ее дыхание.
— Вот я никуда не ранен, а думаешь, мне лучше? — сказал Джарбинадзе. — Тело ноет, душа ноет, все ноет…
Но женщина посмотрела на него недружелюбно, а Федюничев прошипел зло:
— Опять завелся.
Он поставил в угол свою винтовку.
— Тут немцев не слышно у вас? — спросил он женщину.
— Да что вы! — Она перестала даже разматывать бинт и приподнялась со стула. Мысль о близости немцев казалась ей просто нелепостью.
Окончив перевязку, она поставила подогреть самовар, принесла в миске свежих огурцов, пучок молодого лука, горшок со сметаной, достала полкаравая хлеба.
Федюничев открыл ножом банку со шпротами» Джарбинадзе тем временем умылся, попросил зеркало и долго, прежде чем сесть за стол, подкручивал кончики усов.
Капитан лежал спокойно, дышал ровно. Казалось, он уснул.
За окнами наступал вечер. Небо прояснилось, ветер улегся, вокруг было тихо, как до войны.
Женщина уложила ребенка в кровать с веревочной сеткой и, раскачивая кроватку рукой, как люльку, напевала:
В няньки я к тебе звала
Ветер, солнце и орла.
Улетел орел домой,
Солнце скрылось за горой…
Солнце действительно скрывалось за лесом, озаряя медным светом чешуйчатые стволы сосен.
Неожиданно для всех входная дверь распахнулась. На пороге выросла во весь рост бледная худая фигура в немецком кителе и застыла на месте.
Женщина неестественно вскрикнула и, привстав, закрыла своим телом кроватку сына.
Джарбинадзе с непостижимой стремительностью рванулся к окну, с ходу выдавил плечом зазвеневшее стекло, вывалился наружу и, не оглядываясь, помчался наискосок к лесу.
Федюничев бросился к винтовке, стоявшей в углу, но в это время немец обвел комнату блуждающим взглядом, подался чуть-чуть вперед и, словно собираясь шагнуть к столу, тяжело рухнул на пол лицом вниз.
