Он положил трубку и выпрямился.
— Ну вот, этого я и ждал, — сказал он. — Пойдемте, товарищи! Поговорим после боя, а то, чего доброго, обойдет и отрежет!
Он небрежно засунул пакет за голенище.
По той же траншее все торопливо выбрались в поле.
Командир решительно шагал впереди не пригибаясь, придерживая рукой у ворота свою шинель. Смолинцев спешил за ним. Капитан и связной остались где-то сзади.
Глухой и казавшийся таким далеким рокот теперь придвинулся. Близкий выстрел внезапно распорол воздух. Это ударило ближнее орудие.
— Не стреляй! Что я сказал, мать вашу!.. — хрипло закричал командир и бегом устремился вперед.
— Кузьмиченко, кто разрешил? — с ходу набросился он на стоявшего у орудия худого, с перевязанной шеей бойца в ватнике.
— Так мы же прямой! Взгляните, товарищ командир, мы. ему гусеницу перебили!
Командир привстал на станине и посмотрел куда-то за бугор. Лицо его просияло неудержимой мальчишеской радостью.
— Ну, ладно, ладно, — счастливо и примирительно проговорил он и похлопал артиллериста по плечу. — Так и бей до последнего!
В это мгновение где-то совсем рядом раздался короткий ухающий шум, и позади на опушке, прошумев вершиной, рухнуло дерево.
— Ого! — насмешливо сказал командир, — метко берут!
Они пошли по траншее к другому орудию.
Подтянутый, аккуратный боец в каске, в начищенных до блеска сапогах, увидев командира, закричал:
— Смирно! — и, должно быть, хотел отдать рапорт, но Багрейчук предупреждающе махнул рукой.
— Ну что, Федюничев, на твою долю не досталось сегодня? — спросил он.
— Придут еще! — весело отозвался тот. — Снаряды вот только совсем на исходе, — добавил он озабоченно.
И тут Смолинцев, наконец, узнал его. Это был тот часовой, что привел в лазарет пленного немецкого лейтенанта.
Как странно, что они тут еще ничего не знают, не подозревают даже, что это был за немец!
— Товарищ командир, идут! — тревожно сказал один из бойцов, что стоял у самого бруствера.
Все прислушались.
Сплошной, все нарастающий гул, какой бывает от мчащегося по мосту товарного состава, приближался к ним.
— Приготовиться! — быстро оглядывая разместившихся у орудия солдат, крикнул командир «пятачка».
Отчаянное лукавство светилось теперь в его глазах, и только глубокая сосредоточенность лица выдавала напряжение воли.
Заряжающий осторожно, как младенца, поднес на руках снаряд и остановился с ним у казенной части орудия.
Никто не говорил ни слова.
Гул нарастал, напряжение становилось нестерпимым.
