Юркину усмешку я предпочел не понять.
— Я знаю, что две недели торчать в этом богоугодном заведении не так уж и весело. Но, ей–богу, это лучше, чем без конца гадать, каких у тебя шариков не хватает… Кстати, больница на окраине, великолепный парк, библиотека…
— А где на окраине? — спросил Юрка.
— В Измайлове.
Юрка вдруг сразу согласился:
— Когда надо ложиться?
— Сегодня у них освободилось место — лучше не упускать.
— Ладно, — кивнул он. — Не знаешь, там часто пускают навещать?
Я пожал плечами:
— В крайнем случае, договоримся. Буду ходить к тебе, как журналист. Могу проводить с собой любую помощницу, по твоему выбору. Сделаем бумагу с колоссальной печатью…
— Ладно, — сказал Юрка. — Тогда я тебя попрошу, сделай бумагу с колоссальной печатью одной женщине. Ты ее, по–моему, видел. Помнишь, когда прилетел из Иркутска? Ты тогда домой заходил?
— Заходил.
— Ну, вот это она.
— Хорошая женщина, — сказал я. — По крайней мере, когда спит.
— Она всегда хорошая, — серьезно ответил Юрка. — Фамилия нужна?
— Конечно. Бумага есть бумага…
Людочка принесла все, что мы заказали. Мы выпили. Мы выпили и стали есть. И тут Юрка вдруг заговорил.
— Понимаешь, я все время об этом думаю, — сказал он безо всякого повода и перехода. — Ну, а что делать? Вот уж полгода думаю.
— Настолько серьезный случай?
— Это не случай, — убежденно качнул головой Юрка. — Просто мне единственный раз в жизни по–настоящему повезло. Год назад пришла к нам работать — ведь могли и не увидеться никогда. Ты даже представить себе не можешь, что это за человек. Знаешь, как с ней легко? Она все понимает прежде, чем успеешь сказать.
— Вот бы тебе такую жену, — вставил я, но с усмешкой, тем самым оставляя Юрке выбор: то ли говорить по сути, то ли тоже усмехнуться в ответ.
Он ответил по сути:
— Понимаешь — у нее принцип: никому не причинять зла… Но тут даже не в принципе дело. Ну вот скажи — как быть? Если бы Рита была сволочь… Но ты же знаешь, она хороший человек.
Я кивнул — это я знал точно.
— И потом — Ленка, — сказал он. — Буду бегать к ней каждый день. А взять ее к себе даже и думать не могу — ведь тогда у Риты вообще ничего не останется…
Я подумал о женщине, с которой так легко, которая все понимает, и спросил, что по всем этим поводам думает она. Юрка вздохнул:
— Говорит — пусть все остается, как есть.
В общем–то, все было ясно. Но я знал еще одну Юркину черту, поэтому поинтересовался:
— Врать не тяжко?
Он спокойно, даже вяло провел рукой по горлу:
