В самолете я стал думать над материалом, прокрутил в мозгу пять или шесть вариантов начала. Материал, в общем, получался — а парень уходил. Голубоглазый врач никак не укладывался в тему, в интонацию, в триста строк, в ясную и четкую газетную идею. Конечно, я знал, что надо делать. Надо создать образ, обобщить парня, типизировать — это допускается законами жанра, Но мне не хотелось типизировать одноногого кирбитского врача, я цеплялся за каждую его черточку: за тщедушность, за мягкий голос, за размытую голубизну глаз…
В конце концов я решил отвлечься от всей этой истории в надежде, что потом неожиданно осенит. Я достал книгу, которую читала вся Москва, и к моменту посадки окончательно убедился, что мой родной город все–таки чересчур легковерен…
В моей комнате на сей раз никого не было, но выглядела она чисто и уютно — чувствовалась умелая рука. Зеркало, не занавешенное пылью, казалось глубоким, как колодец, в нем словно еще виделось женское лицо. Стол был чуть сдвинут к углу, книги уложены поаккуратней — и комната стала жилой. У Юркиной женщины был вкус…
Утром я опять стал думать об очерке. Но меня не осенило. Я начал шататься по редакции и в отделе писем наткнулся на Таньку Мухину. Она сидела в пустой комнате и поклевывала машинку указательным пальцем левой руки. Я хотел выйти, но она обернулась.
Она спросила:
— Приехал, классик?
Я сказал:
— Ты что, левша?
— Порезалась, — она помахала желтым от йода пальцем. — Как съездил?
Я сказал, что нормально.
— Привез что–нибудь?
Если я скажу, что привез, она спросит, что именно, и разговору не будет конца… Я ответил:
— Там видно будет…
Она продолжала стучать — медленно, высматривая буквы. Потом спросила:
— Почитаешь очерк?
— Давай.
— Я еще не дописала, — сказала она. Потом, не отрывая глаз от машинки, проговорила: — А в гости меня пригласить ты не собираешься?
— Нет.
— Ну и черт с тобой.
Она выклевала на машинке целую строчку и уже совершенно будничным тоном сообщила:
— Между прочим, инженера я тоже послала к черту.
— За что?
— Такой оказался подонок… Представляешь — ему хочется уюта! Он будет решать свои технические проблемы, а я создавать уют. Вот анекдот! Я — и уют!
— И не работать?
— Работать… Только ездить поменьше. Чтобы была прочная советская семья… Этого мне еще не хватало — носки ему штопать.
Я поинтересовался:
— А кто ж еще будет этим заниматься?
— А наплевать мне кто, — возмущенно сказала она. — Для носков пусть заводит любовницу!.. Да и вообще ну их всех к черту… На, почитай.
