Постучал в дверь — никто не ответил, не открыл. Спустился с крыльца, постоял в раздумье и даже вздрогнул, когда услыхал её голос:
— Иди сюда, Гена!
Голос доносился из огорода. Я поглядел туда и увидал её. Она стояла, опершись на забор; круглое лицо её улыбалось, ветер распушил длинные волосы. Ягоды рябины, нанизанные на нитку, словно бусы, раздавились там, где она касалась изгороди, и белое ситцевое платьице с васильками запачкалось соком.
— Горох убираем, — сказала она. — Помогай, если хочешь.
— Не слушай её, Гена, — послышался бабкин голос. — Отдыхай, успеешь наробиться-то.
— Если хотите, я могу помочь.
— Ладно, не надо! — Валя махнула рукой. — Сами управимся.
— Пойдём, Валюша, в кино, — предложил я. — Французский фильм «Парад» с участием популярного комика Жака Тати. У меня Дементьич вчера на него ходил. Сегодня я спросил, понравилось ли. Он думал, думал, потом почесал плешь и полез в свой сундук — огро-омный такой сундук у него есть. Вытащил оттуда три воздушных шарика, надул их, связал вместе и повесил над крыльцом — жёлтый, синий и зелёный. Так разволновался — даже суп не доел. Пойдём, Валюша!
— Интере-есный он у тебя, — протянула она. Оттолкнувшись от изгороди, крикнула: — Мама, я пошла!
— Ну, Валентина, — заворчала мать. — Всё бы ты бегала, прыгала! И не побудешь с нами. Гляди, как хорошо сегодня, работал бы да работал.
— Не шуми ты, — сказала бабка. — Ты, Геничка, не обращай внимания — это она ревнует. Идите, робяты, гуляйте. — Она подмигнула мне.
Валя выбежала из огорода и, повязав шею кудрявым стеблем гороха, коснулась моих щек испачканными своими руками.
— Не надо, не надо, — слабо сказал я.
Она заглянула мне в глаза, рассмеялась и убежала в дом.
Солнечные зайчики скакали по траве, лежала у моих ног порвавшаяся нитка рябиновых бус, пахло старой тучной травою и сухим, выгорающим на последнем солнце деревом; синеглазая бабка, размахивая ворохом гороха, что-то кричала мне из огорода.
«Неужели, — думал я, — неужели ещё каких-нибудь два месяца назад я мог всерьез предполагать, что существует какая-то другая жизнь? Не знаю, как для кого, а мне никакой больше не надо».
По дороге из кино мы заглянули в городской сад. Сели там на лавочку, и я сказал ей то, что уже давно собирался сказать:
— Я люблю тебя, Валя.
— Что ты, Гена, ей-богу... Так, сразу... — Она тихо засмеялась, отсела на конец скамейки и, посмотрев на небо, спросила:
— Видишь облако?
— Что мне до облака? Я тебя люблю, говорю! Впрочем, облако вижу.
