Улица генералов: Попытка мемуаров | страница 18



А время было лихое! Двадцатый съезд партии, роман Дудинцева «Не хлебом единым», венгерская революция… Рушились кумиры, что-то рушилось и в нас самих. После первых оттепельных свобод в литературе стали закручивать гайки, в Литинституте пошла «охота на ведьм». Помню, как-то рано утром я заявился в подвал на улице Воровского, где в маленькой комнатке жили Алла с Робертом. Роберт вышел в коридор хмурый, явно было видно, что вчера у них гости засиделись допоздна. Но я не мог себя сдерживать, я спешил поделиться своим открытием.

— Роба, я не спал всю ночь, извини, думал-думал, но вот, смотри: никакого соцреализма не существует, это же бред собачий!

Роберт терпеливо слушал мою сбивчивую речь, а потом, без тени улыбки, даже с некоторым удивлением, спросил:

— Ты что, только сейчас до этого допер?

* * *

В ноябре 2002 года я был в Москве, и мне позвонил Толя Приставкин и сказал, что будет презентация книги о Роберте, и вообще, неудобно получается: его почти все забыли, а мы все-таки вместе учились с ним в Аитинституте, и поэтому нам обязательно надо прийти. «Где?» — спросил я. «В ресторане Дома архитектора». Я сказал, что обязательно пришел бы на вечер Роберта в любой заводской клуб, но в ресторан — фигу. На следующее утро, явно с подачи Приставкина, мне позвонила Алла Киреева, уж тут отказываться было неудобно. Да и зачем?

II

На тему о загадочной русской душе. К известному постулату «Поэт в России больше, чем поэт» теперь можно добавить: «А презентация книги важнее, чем сама книга». Нынче братья-писатели, за редчайшим исключением (я, например), книг не покупают, а ждут, когда их им подарят коллеги. В своем рабочем поселке Парижский я оторвался от российской действительности, а посему, когда в 2000 году в Москве издали «Тень всадника» (убежден, что это лучшая моя книга), я высокомерно отказался от презентации. Мол, что за глупости, и так купят, и так прочтут. Верно, читательский успех книга имела, но в литературных кругах практически неизвестна. Правда, сейчас в России нет широкого литературного круга. Есть многочисленные малочисленные литературные кружки, которые стараются друг друга не замечать. Где времена, когда мы жадно читали даже не книги, а рукописи, данные нам на пару дней? А где прошлогодний снег? Просматривая в московских газетах, которые доходили до нашего захолустья, подробные отчеты о разного рода презентациях, я недоумевал: «Да что они там, с ума посходили?» Теперь, регулярно приезжая в Москву, я убедился, что такова жизнь. Ни один литературный критик, даже из самого паршивого издания, принципиально не откроет книгу, если вместе с ней ему не поднесут хотя бы рюмку водки и хвост селедки.